12/25 декабря

Преподобный Герман родился в 1756 или 1757 году в купеческой семье города Серпухова, недалеко от Москвы. Вероятно, его мирское имя - Герасим Иванович Зырянов. Семья преподобного Германа была весьма благочестивая, известно, что одна из его родственниц окончила свои дни монахиней Сретенского женского монастыря в Москве. С ранней юности отец Герман возымел великую ревность к благочестию и в шестнадцатилетнем возрасте ушел в Саровскую пустынь. Он поселился в Саровском монастырском лесу в келлии у старца-подвижника Варлаама. Здесь он оставался четыре года. Об этом периоде жизни отца Германа нам неизвестно ничего, кроме того, что он близко сошелся с иноком, который впоследствии стал архимандритом и получил имя Феофан.

В 1777 г. отец Герман поступил послушником в Троицко-Сергиеву пустынь под Санкт-Петербургом, где он прожил шесть лет и принял иноческий постриг. Во время пребывания в пустыне отец Герман тяжело заболел: у него на горле образовалась опухоль, она быстро увеличивалась и обезобразила все лицо. Боль была ужасная, было трудно глотать, от опухоли шел нестерпимый запах. Тем не менее, отец Герман не обратился к врачу, но с сердечной молитвой и со слезами покаяния упал пред образом Божией Матери, прося у Бога исцеления. Молился он всю ночь, потом мокрым полотенцем обтер лик Пресвятой Богородицы и этим полотенцем обвязал свою опухоль. Продолжая молиться, в изнеможении уснул на полу и видел во сне, что его исцелила Пресвятая Дева. Когда он проснулся, то был совершенно здоров - опухоль исчезла, не прорвавшись, оставив по себе только маленький знак на шее, как бы в воспоминание чуда.

В 1781 году митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский и Олонецкий Гавриил принял решение о восстановлении Валаамского монастыря и назначил его настоятелем знаменитого игумена Саровской пустыни - отца Назария.

Когда о. Назарий прибыл на Валаам в 1781 году, здесь было только четыре насельника: два белых священника, один монах и один строитель. Но и они все вскоре потонули, переправляясь через Ладожское озеро. Около года только один о. Назарий подвизался на Валааме. Летом 1782 года появилась новая братия, в числе которых был монах Герман, которого о. Назарий знал еще по Сарову. Он был переведен на Валаам из Троицко-Сергиевой пустыни. Всей душой отец Герман полюбил величественную, пустынную Валаамскую обитель, ее настоятеля, старца Назария и всю братию.

Академик Н. Я. Озерецковский, посетивший Валаамскую обитель в 1785 г., писал: "Нынешние пустынники ведут жизнь трудолюбивую. В обществе их, которое состоит, по крайней мере, из двадцати человек, не видно ни малейшего несогласия, они ничего не имеют порознь, а всем владеют вместе, но паче всего похвальна трезвость". И далее - "На всем острове Валааме, кроме монастыря, нет никакого другого селения, а находятся только в разных местах хижины, нарочно построенные для большего уединения валаамским пустынникам, из коих иные удаляются туда от своей собратии и живут по нескольку недель и месяцев. Для сих пустынек избраны места самые красивые, где взор наслаждается приятностью деревьев, растений, каменных утесов и долин, а душа питается размышлениями, кои рождает тишина и уединение.

При довольстве всего для жизни потребного, в безмолвной тишине и спокойствии, пустынные оные блаженную ведут жизнь и имеют действительную причину вести себя соответственно своему званию, в чем и не можно не отдать им справедливости. Ибо живут они благонравно и ежедневно отправляют церковнослужение. Обедний и вечерний стол имеют все вместе, причем обыкновенно глубокое наблюдается молчание, для сохранения которого один из братии громко и явственно читает, стоя, какую-нибудь церковную книгу, когда братия свое вкушают. Обыкновенно их пища состоит во щах, ухе и каше. Яств сих по тарелочкам они не разливают, а вместе черпают их из больших деревянных чаш деревянными ложками, и салфеток для утирания не держат. Во время стола прислуживают из них младшие, по окончании оного все вместе громогласно читают молитву и расходятся по своим кельям.

Где упражняются в разных рукоделиях, как например: точат кленовые ложки, вырезают кипарисовые кресты и прочие, а в летнее время работают на огородах, пашут землю, жнут хлеб и косят сено. Строитель Назарий во всех работах с другими принимает участие".

Вот что вспоминал о жизни отца Германа на Валааме современник его, впоследствии игумен Валаамский, о. Варлаам. "Отец Герман проходил здесь разные послушания и, как "на все благое уготованный", между прочим, был посылаем в город Сердоболь (Сортавала) для надзора за работами при производившейся там мраморной ломке. Любили братия о. Германа и с нетерпением дожидались его возвращения из Сердоболя в обитель".

Несмотря на то, что Валаамская обитель была весьма строгим монастырем, душа отца Германа хотела уединения, и, после испытаний в различных послушаниях, настоятель Назарий отпустил его на жительство в пустынь.

О пустынниках в одной из книг Валаамского монастыря говорится: "Что касается до тех валаамских иноков, которые, по достоверном свидетельстве о житии своем, получили от монастырского начальства благословение спасаться по пустыням, - эти строгие подвижники, вместо ежедневного богослужения, постоянно упражняются в келейных молитвах, особенно в молитве умной, совершают по древним уставам монашеское правило, а для поддержания жизни и сил довольствуются самою скудною пищею, которую и приготовляют сами.

В великие же праздники пустынники, подобно скитянам, приходят, несмотря ни на какую погоду, в монастырь, любовно приемлются братиями, участвуют с прочими в общем богослужении и разделяют трапезу.

Количество и мера молитвословий пустынников, как опытных уже в духовной жизни, поставлены в совершенную зависимость от степени их сил и внутренних движений души, которые, впрочем, доверчиво поверяются благоразумию и совести настоятеля или отца духовного, руководствующих, по долгу пастырей, и жизнью пустынников. Посему служение Богу пустынников так же сокровенно, как и жизнь их. Но они сокрыты, по писанию, со Христом в Боге".

Пустынь, которую выбрал себе отец Герман, находилась в глухом лесу, примерно в двух километрах от монастыря. И до настоящего времени это место называется "Германово поле". По праздникам отец Герман приходил из пустыни в монастырь. И, бывало, на малой вечерне, стоя на клиросе, пел вместе с братией припевы канона: "Иисусе, сладчайший, спаси нас грешных", "Пресвятая Богородице, спаси нас", и слезы градом катились из его очей (именно на месте его домика в пустыньке была воздвигнута великолепная каменная часовня в русско-византийском стиле, с разноцветными стеклами в окнах, и посвящена была свв. Царям, Равноапостольным Константину и Елене. Часовня была освящена в 1908 г. и построена была на средства одного русского офицера, который оставил свою военную карьеру, принял иночество в Валаамской обители и особенно благоговейно чтил память преподобного Германа. Из любви к подвижнику он и позаботился создать эту часовню. Этот инок, по имени иеромонах Константин, впоследствии был посвящен в России в епископский сан в 1925-1928 годах).

Судя по письмам, отец Герман лично знал митрополита Новгородского, Санкт-Петербургского и Олонецкого Гавриила, тогда первоиерарха Русской Православной Церкви. До 1793 года отцу Герману предлагали сан иеромонаха, а затем даже архимандрита с назначением главой Пекинской православной миссии, еще раз сан иеромонаха ему предложили в 1808 году, но "он не хотел быть архимандритом, очень понимая, что с каждым возвышением он более и более был бы связан и более и более удалялся от любимой цели: отшельником прославлять Бога своего!".

Десять лет провел отец Герман в Валаамской обители в беспрерывных подвигах поста и молитвы, но Господу было угодно, чтобы он послужил на другом конце земли - на Аляске, среди народа, который еще не постиг истинной веры.

В СОСТАВЕ КАДЬЯКСКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ МИССИИ

Аляска была известна русским на Чукотке, Камчатке и в Якутске, также в поселениях на Колыме с 1648 года. Достигнута была Аляска русскими военными мореплавателями в 1732 и затем в 1741 годах. Хозяйственное освоение этой территории началось в 1743 году (Командорские острова) и, собственно Аляски, в 1745 году (острова Ближние Алеутской гряды). Начиная с восьмидесятых годов XVIII века, несколько торгово-промышленных компаний добивались от правительства монопольных прав на освоение Аляски. Одной из них руководили купцы Иван Голиков и Григорий Шелихов. В 1784 году Шелихов отправился на Аляску, где пребывал с 1784 по 1786 годы, покорив местное население Кадьякского архипелага, и основал на Кадьяке постоянное поселение. В 1793 году Голиков и Шелихов лично обратились в Святейший Синод с "Прошением", в котором просили прислать в Америку "хорошего священника с причтом". Эту просьбу обер-прокурор Синода доложил Екатерине II, в ответ на нее императрица приказала отправить в Америку не одного священника, а целую православную миссию.

Сформировать миссию было поручено митрополиту Новгородскому, Санкт-Петербургскому и Олонецкому Гавриилу. Митрополит Гавриил, зная о подвижнической жизни валаамских старцев, об их непоколебимой преданности Православию и готовности предпринять любые труды во имя Божие, поручил игумену Назарию избрать несколько иноков для исполнения этого весьма важного послушания.

Преподобный Герман сразу же добровольно изъявил желание ехать в Америку. Всего в состав миссии игумен Назарий назначил шесть иноков и четырех послушников. Возглавил миссию архимандрит Иоасаф, в его подчинении находились иеромонахи: Макарий, Ювеналий, Афанасий; иеродиакон Нектарий и монах Герман, а также четыре послушника: Михаил Говорухин, Козьма Алексеев, Димитрий Авдеев и Никита Семенов.

О жизни этих людей до прибытия в Америку нам известно немного.

Архимандрит Иоасаф, в миру Иван Ильич Болотов, сын сельского священника, родился 22 января 1761 г. в селе Стражково Тверской губернии. Обучался в Тверской семинарии до богословского класса, перешел в Ярославскую семинарию, где закончил полный курс. Четыре года преподавал в духовном училище города Углича. В 1786 или 1787 г. принял монашество с именем Иоасафа в Толгском монастыре города Ярославля, оттуда перешел в Югскую Дорофеевскую пустынь. В 1792 г., по его желанию, был определен в Валаамский монастырь.

Иеромонах Макарий, в миру Матвей Александров, родился в 1750 г. в селе Чаянки Орловской губернии, из крепостных. В 1770 г. принял монашество в Богородицкой Площанской пустыне Орловской епархии, в 1793 г. переведен в Коневский монастырь Санкт-Петербургской епархии.

Иеромонах Ювеналий, в миру Яков Федорович Говорухин, родился в 1761 г. в городе Екатеринбурге. Работал на Нерчинских горных заводах в чине инженерного прапорщика. В 1791 г. был принят в Валаамский монастырь.

Иеромонах Афанасий, в миру Антон Семенович Михайлов, родился в 1758 г., из крепостных. В 1788 г. принял монашество в Валаамском монастыре. Иеродиакон Нектарий, в миру Феодор Димитриевич Панов, из купцов города Костромы. В 1787-1791 годах был послушником в Саровской пустыне, в 1791 г. перешел на Валаам. В 1793 г. пострижен в монахи и произведен в иеродиаконы.

Послушник Михаил Феодорович Говорухин, родной брат иеромонаха Ювеналия. Работал на Нерчинских горных заводах. Поступил послушником в Коневский монастырь, оттуда был переведен на Валаам в 1793 г.

Послушник Козьма Алексеев, родился в 1773 г., из Валаамского монастыря.

Два других послушника - Димитрий Авдеев и Никита Семенов также, вероятно, были из Валаамского монастыря. Миссия отправилась из Петербурга в декабре 1793 года, далее ее маршрут проходил через Москву до Иркутска. В Иркутске братия прибыли 16 марта 1794 года, здесь они оставались до 2 мая.

Здесь иноков встретил Г. И. Шелихов, он вручил архимандриту Иоасафу план церкви, которую предстояло построить на Кадьяке, а также церковную утварь, одежду и продовольствие на несколько месяцев. Здесь же в Иркутске 20 апреля был пострижен в монахи послушник Михаил Говорухин, которому дали имя Стефан, а 30 апреля Стефан был произведен в иеродиаконы.

Что касалось построения церкви, то Г. И. Шелихов писал А. А. Баранову - главному правителю его поселений в Америке: "Место для церкви избрать, сколь можно, такое, чтобы половина оной вдоль была или внутри селения, или смотрящая к обывательским домам, дабы из оных можно было входить в церковь, не заходя на другую половину, которая бы оставалась вне селения и заграждена была крепким и высоким оплотом, столь пространно, сколько могут поместиться келлии для священно-архимандрита и других монашествующих, с потребными службами, огородом и школою для малолетних американцев". В секретном наставлении А. А. Баранову Г. И. Шелихов был более откровенен, он приказывал построить для миссии монастырь с церковью так, "чтобы монахи не видели, что делают бельцы, а бельцы не видели бы, что делают монахи".

Г. И. Шелихов планировал использовать монахов на мирских работах. В частности, он надеялся, что о. Иувеналий и о. Стефан, как "знающие математические науки", помогут при возведении новой крепости и в устройстве кузницы. Он писал: "На первый раз довольно бы было, если бы вблизи отыскались железные и медные руды, яко необходимые для новозаводимого селения и кораблестроения. А каким образом оные плавить и какие построить плавильные печи и все прочее учредить, получите вы наставления от отцов Иювеналия и Стефана, яко в горной и заводской науке искусных".

Также Г. И. Шелихов собирался передать в ведение миссии школу, которая уже работала на Кадьяке. Он писал: "Кои на Кадьяке у вас есть обучающиеся грамоте молодые ребята, препоручить ко обучению грамоте и математическим наукам в руководство священно-архимандриту, ибо из подчиненных ему братии некоторые, имев способности быть учителями, охотно к сему здесь изъявили свое желание, а особливо отец Макарий".

Из Иркутска иноки отправились 2-го мая, далее их путь пролегал по реке Лене до Якутска и оттуда на лошадях до Охотска, куда прибыли 13 июля. Здесь оставались месяц и 13 августа отправились на остров Кадьяк на судне "Три святителя". Всего на судне находилось 126 человек: 10 членов миссии, 5 алеутов, 45 человек из семей поселенцев, штурман, помощник А. А. Баранова, два приказчика и 62 промышленника.

Здесь члены миссии впервые столкнулись с теми людьми, среди которых им предстояло жить на Аляске долгие годы. Большую часть промышленников составляли бывшие крестьяне, разорившиеся мелкие купцы, беглые каторжники и беглые солдаты. Компания Г. И. Шелихова, при зачислении на службу, старалась подбирать людей, обремененных долгами, и выплачивала их так, что промышленный еще до приезда в Америку уже имел солидный долг перед компанией и попадал в полную зависимость от нее.

Вербовка промышленных для службы в Америке сопровождалась в Охотске пьяными оргиями. "Рабочие люди при найме в службу Компании... поймы были искажение виду человеческому наносящим образом, и ежедневному пьянству и бесчинству полиция положить конец находила себя не в состоянии".

В начале сентября судно сделало остановку на острове Уналашка, здесь началась миссионерская деятельность иноков в Америке. Из письма архим. Иоасафа игумену Назарию на Валаам от 19-го мая 1795 года видна картина встретившая их на Аляске: "А морем по Алеутской гряде ехавши только два дня, заехали на остров Уналашку и тут более ста человек окрестили: они давно уж готовы к принятию крещения, ибо всегда с русскими промышленниками живут. Народ добрый, но бедный. Живем хорошо, они нас любят, а мы их. И так усердно приемлют крещение, что все свои шаманские наряды изломали и сожгли. Вы хотя и стращали нас нагими, но, благодаря Бога, о целомудрии имеют понятие. Хотя не нарядны, однако не нагие и опрятнее еще русских ходят: платье носят небогатое, из птичьих шкурок, но длинное до пят, и без пол сшитое, наподобие стихаря. Одна прореха - только голове пройти. Щеголи бобровое платье носят. Пища - рыба и разные коренья". Алеуты, не удовлетворившись кратким пребыванием миссии, просили архимандрита Иоасафа оставить на Уналашке одного из иеромонахов. И он им обещал, что вскоре к ним прибудет один из иноков.

24 сентября 1794 года судно "Три святителя" прибыло в селение Павловская гавань на острове Кадьяк. С этого времени начинается постоянное распространение Православия среди коренного населения Аляски.

Коренным населением Кадьяка и соседних островов были кадьякцы. Русские их называли "американцы", а позже стали называть их алеутами, по аналогии с жителями Алеутских островов, с которыми они познакомились раньше, чем с жителями острова Кадьяк. Кадьякские алеуты находились в угнетенном состоянии, по существу они являлись крепостными компании Г. И. Шелихова. Отличие их от крепостных крестьян в России состояло в том, что их не могли продавать и они не занимались земледелием, а вели промысел морских животных. Позже они были официально причислены к сословию свободных крестьян.

Вместе с "Тремя святителями" на Кадьяк прибыло судно "Святая Екатерина", всего на этих судах находилось 193 человека. У А. А. Баранова не было возможности разместить и прокормить столь большое число людей. Зима 1794-1795 годов была очень тяжелой.

Вскоре после прибытия на Кадьяк, послушник Козьма Алексеев был пострижен в монахи с именем Иоасаф. 21 ноября 1794 года была заложена церковь. Архимандрит Иоасаф дал послушание инокам, по их способностям: о. Макарию была поручена миссионерская работа среди кадьякских алеутов, он объехал множество селений, где крестил несколько тысяч человек и повенчал несколько сот пар. Его сопровождал переводчик Осип Прянишников. Прянишников был из тобольских купцов, он уже несколько лет жил на Кадьяке, был женат на кадьякской алеутке и выучил три местных языка: алеутский, кадьякский, а также язык индейцев-кенайцев. Еще до прибытия миссии, Прянишников, хорошо зная церковный устав, совершал утреню, а иногда и вечерню в селении Павловская Гавань. С прибытием миссии он "с великим усердием в Евангельской проповеди укреплялся", а его служба как переводчика оказалась очень успешной, так как "он всеми Кадьякскими жителями издавна любим и почитаем за его добропорядочную жизнь и ласковое с ними обращение".

Отец Нектарий заведовал школой, в которой обучалось 15 детей. Среди них были дети кадьякских алеутов, аманатов (заложников), среди которых были даже тлингиты, и креолы. Тлингиты, это воинственное племя индейцев, населяющее юго-западное побережье Аляски. Креолы в Русской Америке составляли специальное сословие, и принадлежность к нему была по наследству, по отцовской линии. Оно было приравнено к мещанскому сословию.

Отцы Ювеналий и Стефан занимались постройкой храма, а также вели службу в Павловской Гавани. Отцы Герман и Иоасаф были назначены в пекарню, а о. Афанасий, как наименее способный, должен был заниматься огородничеством и учиться церковной службе.

Весной 1795 года архимандрит Иоасаф уделил особенное внимание разведению огородов, он писал: "Мне хочется хотя бы немного картофелю, капусты и еще кое-чего из огородных овощей завести; да вот главное препятствие, что были не обучены. Просил (у А.А. Баранова) было хотя заступов или мотыг несколько сделать, но не знаю, добьюсь ли толку, а теперь кое-как роем землю деревянными чурками, завостря" .

Уже к лету 1795 г. члены миссии крестили около 6 тысяч человек и обвенчали более тысячи пар, практически все население Кадьяка и ближайших к нему островов. Первые десять месяцев жизни иноков в Америке подробно описаны в письмах архимандрита Иоасафа к Г. И. Шелихову от 18 мая 1795 г. и отца Германа к игумену Назарию, которые и приводятся ниже, первое в извлечениях, а последние полностью. Архимандрит Иоасаф писал:

"... Удовольствие мое в том только состоит, что американцы отовсюду стекаются креститься. А русские не только не стараются приводить их к тому, но все способы употребляют расстраивать их. А причина тому та, что жизнь их развратная начала уличаться добрым поведением американцев. Я едва мог убедить некоторых промышленных жениться, а прочие и слышать не хотят. А девок держат все публично. Да еще не по одной, что служит к великой обиде американцев...

Со времени нашего прибытия, единственное, чем нас потчуют, это вяленным лососем трехлетней давности... Нет провизии и для переселенных сюда, однажды я отправил своего монаха в бараки переселенцев, он увидел, что все они переполнены. Им тоже не хватает продовольствия, однако, они целые ночи напролет проводят в пьянках и кутежах, распевая и танцуя. В первую среду Великого Поста они отказались исповедоваться до тех пор, пока не закончат кутеж.

Я не могу и поныне узнать, приезд ли мой или ваши колкие выговоры, господину Баранову писанные, взбесили его... Да и мы для себя таскаем из лесу (дрова) на плечах. Всего смешнее, что и у хозяина не бывает в целый год ни полена заготовлено, у него когда чайник греть, так и побегут или вкруг строения углы ломать, или где с сарая жердь стащат. А иногда из кузнецы возьмут уголья...

Детей обучается только пять человек. А старые школьники почти все без присмотру живут по жилам и обалеутились, так что ничем не разнятся от других... Я крещу американцев, не делая никакого препятствия компании ни в чем, ибо каюры (холопы, ред.) остаются каюрами, аманаты (заложники, ред.) аманатами и каждый промышленный при своей должности, и то, кажется, не мешает, что он крещенный, но всегда мне делается в том препятствие.

Случалось крестить по жилам и тех же самих алеут венчать с держимыми ими девками, но такие выходили иногда казусы, что некоторых отнимают, венчанных мною, себе в наложниц..." - и далее о том, что говорил А. А. Баранов - "Я де имею предписание от Шелихова содержать свиту духовную во всякой строгости, приучать их к здешней пище, употреблять во всякие работы и прочее.

И без предписаний ваших нужда научит нас привыкать к здешней пище, не на что надеяться употреблять много провианта, ходим на открытый стол - на лайду, собираем ракушки и улитки морские, а без этого осталось бы один хлеб употреблять, но его не на долго будет...

Зима была холодная, покоишки не утыканные, окошки худые, мы всю зиму так пробились, правда, с приезда моего почтил было он (А. А. Баранов) меня, отвел покоец хороший - для меня одного, а братию определил в казарму, где вояжные живут с наложницами. Но мне не рассудилось дать жить с ними братии.

Так я и перешел с ними в другие покойцы, ибо кроме того, что там наложниц полна казарма бывают собрания, частые пирушки и пляски всю ночь. Так что не оставляют и на воскресные и праздничные дни..." - и снова о А. А. Баранове - "Он хоть и подписал на церковь также и на свиту в книгу 1500 (рублей), но мне бы сноснее было, если бы он с меня столько взял, да получше распоряжался здесь...

Детей, от русских прижитых, промышленные, по дозволению правителя, отбирают у матерей, а при том таких малолетних, что иному год, а другой двухлетний ребенок, и собираются вывезти в Россию, мне это не очень нравится...

Я слыхал от некоторых, что Баранов со своими бунтовщиками нередко поговаривает: на бы де, как отправить на тот свет Архимандрита, да Иувеналия, а других как мух придавим, хотя и не должен я всем вракам верить, но сомневаться могу, от столь бесчеловечного скоро то может быть. Он довольно уже на тот свет отправил людей, - так не дрогнет рука и на меня. Нынешнею Пасхою одного каюру с барабанным боем загонял китовыми усами сквозь строй до смерти...".

По прибытии на Аляску о. Герман писал игумену Назарию на Валаам:

"Преподобнейший и пречестнейший, государь батюшко, отец Назарий со всею о Христе братиею, о Господе радоватися.

Ваших отеческих мне убогому благодеяний не изгладят из моего сердца ни страшные непроходимые Сибирские места, ни леса темные, ни быстрины великих рек не смоют, ниже грозный Океан не угасит чувств оных.

Я в уме воображаю любимый мною Валаам на него всегда смотрю через Великий океан, но нельзя мне собственным гласом, ради столь великого расстояния, возгласить, по долгу, мою благодарность, но посредством сей маленькой бумажки стараюсь, сколько можно, вам, любезному моему батюшке, оную принесть, при сем осмеливаюсь и о себе нечто доложить.

1. Благодатию Всевышнего Бога, святых ради ваших молитв, мы Американских пределов достигли благополучно, все десять человек. Подробно же описать столь великое странствие не дозволит краткость времени. В дороге находились круглый почти год, приключений достойных памяти никаких не встречалось, кроме некоторых от новости мест, и от разноманерной езды. Да разве за разговор простой любителям новостей можно сказать, что по Охотской дороге в верховой езде нападали на нас медведи, а по океану встречали разных морских зверей: китов, косаток, свинок, сивучей, и других, коих довольно мы видели. Штормов больших не было, кроме одного.

2. Находимся на острове Кадьяке, но еще не на месте, а намерение наше на матерую (землю), но не знаем, где понравится. Американцы к крещению идут весьма охотно, крестилось без мала тысяч семь, а на Уналашке, во время проезда сквозь Алеутские острова, неволею в одну бухту противным ветром нас загнанных, алеуты своей ласковостью и желанием крещения весьма удивили.

3. Ныне отправляются для проповеди и крещения вместе с сим письмом отец Макарий по Алеутским, Лисьевским и Андреяновским островам, а после, в скором времени, отправится отец Иувеналий на матерую, начиная с Кенайской губы, в Чугачи, Алегмют, дальше Колоши и другие многие языки, даже до Чилхата. Ах! Здесь восхитившись я духом, при всей краткости времени, к продолжению истории урвав кратчайшую минутку, несколько прибавлю речей.

   Находясь между ведром и ненастьем, меж радостей и скуки, между довольством и недостатком, сытостью и гладом, теплом и холодом, при всех моих печалях, обретаю нечто, веселящее меня, когда слышу разговоры между братиею о проповеди, и о разделении для того себе разных пределов, особливо прение между иеромонахами Макарием и Иувеналием, ибо они и вокруг Кадьяка пускались на малейших кожаных лодочках, невзирая на все морские опасности, а отец Архимандрит оставался с нами, как будто с малыми детьми, в Гавани (в селении Павловская Гавань).

Также и далее простирая те иеромонахи свои мысли, некогда прохаживаясь в своей гавани, где и я грешный случился быть между ними, взошли мы на холмик к полуденной стороне, если смотреть на океан, и, между прочим, стали говорить, кому из нас куда идти для проповеди, ибо приближалось тогда время отправления судов, на коих нам должно было ехать. И вышел между ними в то время спор, для меня убогого утешный и радостный.

Есть на Куковских картах, назначено к северу: по одной реке живут русские люди, а у нас об них разные слухи, о коих мы, между разговорами, тогда напоминали, желая как бы с ними видеться.

Отец Макарий начал говорить:

"Я, по намерению своему, если Бог изволит, когда буду на Алеутских островах, по пристойности же должен быть и на Аляске (полуостров Аляска, Alaska peninsula), куда меня Аляскинцы уже и звали, и как к той стороне ближе те Русские, то буду искать способов, как проведать достоверно про них".

А отец Иувеналий, услышав про Аляску и не давши от ревности более тому говорить, с торопливостью духа сказал:

"Аляска, по всему, моей части принадлежит, то прошу покорно меня тем не обижать, как судно ныне отпускается в Якутат, то и я проповедь должен начинать с юга, и, проходя вдоль по океану к северу и обошед Кенайскую губу, непременно в здешнюю гавань нужно идти по Аляске".

Слушая то, отец Макарий покрывался унынием и, приняв печальный вид, говорил умиленно: "Нет, батюшка, ты меня не тесни, сам ты знаешь: цепь Алеутских островов соединилась с Аляскою, то непременно моей части подлежит, а оттуда и весь северный берег, тебе же, если изволишь, довольно на весь твой живот южная часть Америки". Я же, нижайше слушая такое прение, приходил от радости в восторг. Ах! Жаль мне, батюшко, что не могу за краткостью времени больше говорить, и даже не могу о нравах, обычаях и всех поведениях жизни здешних стран и о самом братстве с точностью доложить вам. Козьму Алексеевича постригли, переименовали Иоасафом. Мы находимся с ним в хлебне. Прости, любезный батюшка, прости, больше писать некогда. Прошу святых, отеческих молитв ваших и благословения, остаюсь

Убогий Герман.

Всей любезной и дражайшей Валаамской братии усердно кланяюсь и прошу святых молитв.

19 числа Мая 1795 года. Кадьяк".

Через три дня после написания первого письма игумену Назарию о. Герман написал еще одно письмо:

"Преподобнейший и пречестнейший, милостивый государь мой, батюшка отец Назарий, со всей любезною о Господе братиею, радоваться вам желаю.

Писал я вам одно письмо неясное, которое должно было отдать отцу Архимандриту для передачи к Вам через компаньонов и которое нельзя было ему не читать, для того и не мог я написать в оном, чтобы Вы о нашем состоянии могли узнать через Преосвященного (вероятно, имеется в виду митрополит Гавриил), к которому я писал секретно о многих вещах, о чем изволите справиться, в том (числе) упомянул и о русских людях, но не сказал, как они зашли.

Здесь слухи о них носятся такие: что они новгородцы и во время Царя Ивана Васильевича ушли в Сибирь и, по Лене спустившись, пришли на Колыму, сделали 7 судов, называемых кочами, и с Колымы перешли на Анадырь. Тут одно судно разбило, из коего люди вышли на берег, начали жить, сделали церковь, которой пол и до ныне цел, сделан ныне тут город Анадырск. Прочие же суда пошли в море и пристали 5 в Ижиге, в Якум, к Таинску, а шестой девался без вести. То и думаю, что непременно то судно принесло в Америку и живут тут, где ныне слышим. А при отправлении сего моего письмеца, когда я его до сего места тихохонько в своей маленькой кухоньке дописавши, пошел в горницу, в коей братия живут и отправляется вместо церкви служба и всегда приходят люди, услышал там, от приехавших с матерого (берега) от Лебедевской компании, что те русские люди от них близко. И хотя они с ними еще не виделись, но очень слышно и получили через других ножи большие с надписью точно тех русских. Живут же они, как слышно, на большой реке, и рыба в ней сибирских рек, которой у нас на Кадьяке нет. Есть же у них и русская рыба, щука и налим, и если бы, батюшка, какая-нибудь помощь со стороны царской, то весьма много можно добра получить, а с купцами очень неудобно приводить здешний народ, потому что они только стараются о богатстве и весьма обижают бедных Американцев, о чем я к Преосвященному писал пространнее.

Вас же, государь батюшка, прошу: пожалуйте, сколько-нибудь своими советами тому моему донесению помозите в пользу здешнего бедного народа, а особливо просил я его Высокопреосвященство, чтобы прислал к нам Архиереем или отца Иоакима из Саровской или отца Феофана (вероятно, здесь говорится об о. Феофане, с которым преп. Герман близко сошелся во время своего пребывания в Саровской пустыне в 1773-1777 годах) бывшего Архиерейского келейника, потому что, мне кажется, они отнюдь не пристрастны к имению, а у нас то весьма нужно, чтобы быть не скупу. Но, однако, отцу Иоакиму по старости лет и по непривычке к хлопотам, мне кажется, будет тягостно, то весьма, весьма желал бы я отца Феофана и думаю, что ему было бы не скучно, по его свойству весьма бы и весело, у нас всегда новости и разговоры.

Почти как необычайные иеромонахи: отец Макарий и отец Иувеналий пылают всегда ревностью и стремятся во все стороны, отец Афанасий дома для нас, чтобы не были без иеромонаха: и правит службу, и крестит приходящих, а если бы не было обиды Американцам от компании, то весьма весело бы было. Хотя у нас хлебом и бедно, а, может быть, и хлеб бы стал родиться, если бы старание приложить - можно сыскать способные места.

Но у нас ныне управитель в компании, Баранов, человек богатый, а к тому же и гордый, весьма роскошный и ни мало о таких вещах не старается, но, не поверите, какое у нас щегольство, подлинно, в Российских городах вряд ли такое сыщется. В нашей гавани, точно как будто какой ни есть Европейский городок. Слили ныне колокольчик пудов в пять и благовестят ко всякой службе, а утро и вечер бьют зори в барабан и играет флейка (sic. флейта).

Служба отправляется в наших покоицах, а церковь небольшая деревянная зачата делать, но еще не кончена. В праздники приходят к службе вояжные и посельщики приехавшие с нами, также управитель, приказчики и штурмана, есть и офицеры.

У нас родится репа, картофель и все огородные овощи, а огурцы не пробованы, также и хлеб, но один вояжный посеял ячмень в одно лето фунт, а взял полтора пуда, а в другое сеял - не было. Морские туманы - и ничего не родилось.

Прости, батюшка, прости! Весьма тужу и жалею, что не могу с Вами больше говорить, судно хочет уже парус подымать. Всей любезной и прелюбезной Валаамской братии кланяюсь, а отец Иоасаф, бывший Козьма Алексеевич, со мной живет в хлебне и усердно Вам кланяется - при сем же святых молитв и благословения просим

Убогий Герман.
22 мая 1795 года" .

Что касается поиска "селения новгородцев", то правление Российско-Американской компании неоднократно организовывало экспедиции на север. Так в январе 1818 г. главный правитель Л. А. Гагемейстер, отправляя очередную экспедицию, писал: "Перескажите отцу Герману о плане к северу и прочтите ему мое предложение конторе, может быть, и он подаст благой совет". Но легенда так и осталась легендой, "селения новгородцев" на Аляске найти не удалось.

Осенью 1795 г. иноки собрали первый урожай со своего огорода. Урожаем порадовали только картофель, редька и репа. В последующие годы, в результате опытов, удалось выяснить, что на Кадьяке также могут расти: брюква, свекла, чеснок и ячмень.

"Из картофеля делали муку, репу изрубив на мелкие части квасили, недостаток соли пополняли морской водой, и употребляли через всю зиму и лето вместо капусты. Оставшимися избытками своих трудов помогали бедным жителям и, по должности проповедников имея ласковое обращение, впечатлели в умах американцев доброе о себе мнение".

Летом 1795 года иеромонахи Макарий и Иувеналий получили благословение архимандрита на миссионерские подвиги. Первый из них отправился на Алеутские острова, а второй в Чугачский залив (залив Принца Уэльского), где он провел зиму в редуте свв. Константина и Елены. Здесь уже к лету 1796 г. отец Иувеналий крестил 746 человек чугачей. Архимандрит Иоасаф докладывал в Святейший Синод, что в 1796 г. в Америке крещено 6746 человек. Летом 1796 г. отец Иувеналий вел миссионерскую работу на Кенайском полуострове среди индейцев-кенайцев, затем он проник во внутренние области Аляски. Имеются сведения, что ему удалось достигнуть залива Кускоквим, где он был убит эскимосами в селении Квингагак.

Миссионерская деятельность о Макария, которого сопровождал послушник Никита Семенов, была очень успешной. Алеуты уже более пятидесяти лет находились в контакте с русскими и многие из них были крещены мирянами. И. Вениаминов отмечал: "О. Макарий переезжал с места на место и, отправляясь в дальние селения, не имел при себе никого для своей безопасности, кроме одного русского для прислуги. Те же алеуты перевозили, питали и берегли его, которых он должен был крестить" [16]. Во время одного из таких переездов утонул послушник Никита Семенов. После завершения миссионерской работы на Алеутских островах, о. Макарий выехал в Россию для доклада Святейшему Синоду о деятельности миссии в Америке.

В 1796 г. было закончено строительство храма Воскресения Христова.

Между тем, в России было принято решение отправить в Америку епископа "... потому, что архиерей там, в случае убыли священников, может на месте их рукоположить, там же, других, из самих тех жителей, из коих многие уже обучились и российскому языку, и священному писанию и скорее и твердее могут оное на своем языке объяснить единоземцам своим, и располагать их к святому крещению".

Для посвящения во епископа в Иркутск был вызван архимандрит Иоасаф. Он покинул Кадьяк в июне 1798 г. на судне "Феникс", вместе с ним выехали в Россию иеродиакон Стефан и послушник Д. Авдеев. В Иркутске о. Иоасаф был посвящен в сан епископа Кадьякского и Американского с назначением на Иркутское викариатство на Кадьяке. Возвращался епископ Иоасаф в Америку в 1799 г. на том же судне "Феникс". Вместе с ним следовали: о. Макарий, о. Стефан, послушник Д. Авдеев, несколько белых священников и церковнослужителей. Все они погибли во время кораблекрушения, "Феникс" в Америку не вернулся, место его гибели неизвестно. В 1811 г. викариатство на Кадьяке было упразднено.

Тогда же прервалась переписка о. Германа с Валаамской братией. Почта из Охотска до Петербурга шла в течение целого года. Из Охотска или из Камчатских портов корабли выходили поздним летом или осенью, а из Аляски в мае-июне. Причиной того было направление ветров по сезонам.

Между тем, в России в 1799 г. митрополита Гавриила заменил митрополит Амвросий, а в 1801 г. ушел на покой настоятель Валаамской обители игумен Назарий, и письма о. Германа на Валаам оставались без ответа.

Таким образом, в 1798 г. в Америке остались: иеромонах Афанасий 40 лет, иеродиакон Нектарий 29 лет, монахи Герман 41 года и Иоасаф 25 лет. Миссионерских походов они не предпринимали и всю свою деятельность сосредоточили среди населения Кадьяка и ближайших окрестностей. Формально главой миссии стал о. Афанасий, но фактически всеми действиями иноков руководил о. Нектарий, он по-прежнему преподавал в школе. Хозяйственной деятельностью миссии заведовал о. Герман, а о. Иоасаф был у него в помощниках.

Тем временем, в России произошли важные изменения, касающиеся Русской Америки. В 1795 г. умер Шелихов. В 1796 г. на престол взошел новый император Павел I. В 1799 г. на базе компаний Г. И. Шелихова была создана монопольная Российско-Американская компания. Баранов остался главным представителем РАК на Кадьякском Архипелаге и в Заливе Кука. Оттуда он продолжал расширение действий компаний вдоль Аляскинского побережья на восток и в ранние 1800-ые годы - в Калифорнию и Гавайские острова. Коренное население Аляски со стороны Российско-Американской компаний (в дальнейшем РАК) подвергалось жесточайшей эксплуатации, и только в лице своих духовных наставников оно находило сочувствие и поддержку. Главным защитником кадьякских алеутов был отец Герман. Ф. П. Врангель писал: "Будучи пылкого нрава, он не сносил равнодушно оскорбления и притеснения, которые нередко испытывали другие члены миссии от местного начальства, и с горячностью вступался за права природных жителей, нарушаемые строптивостью, жестокостью и распутством промышленных и начальников. И от того сам подвергался множеству неудовольствий" [17]. Взаимоотношения между иноками и А. А. Барановым постоянно ухудшались.

Подробно этот период деятельности миссии описан в письме иеромонаха Гедеона к митрополиту Санкт-Петербургскому и Новгородскому Амвросию от 2-го июня 1805 года: "Великодушный митрополит!

После достоверного известия о несчастном разбитии компанейского судна "Феникс", на коем отправился из Охотска Преосвященный епископ Кадьякский Иоасаф, происходило с оставшимися здесь духовными следующее.

Кроме внушения алеутам многих укоризненных нелепостей, кои только могли быть выдуманы со стороны компании к посрамлению чести духовных, из зависти, по причине великой любви младенчествующего народа к своим просветителям, правитель Баранов, разумевая из того умаление своей власти над изнуренными от разных работ и налогов компанейских американцами, 1800 года июля 14 дня присланным к эконому духовной миссии монаху Герману письмом, запрещал духовным иметь обращение с американцами и велел отогнать всех тех, кои по долгу проповедников приласканы были.

В силу высочайшего манифеста, в 1796 году состоявшегося, народ кадьякский за дальними от компании посылками и за другими ее недосугами еще не был приведен к присяге в верности российскому престолу. Для того иеромонах Афанасий 1801 года генваря 1 дня просил на то позволения у Баранова, за что самое иеромонах оный был обруган и выгнан вон с запрещением, чтобы и впредь не ходил. Потом собралось с некоторых жил (селений) со своими тоенами (вождями) человек до двадцати просить Баранова, дабы он их освободил от дальних разъездов Ситхинской партии, обещеваясь производить промыслы около своих жил, но были прогнаны при жестоких угрозах, да и приказано быть всем готовым на весну в поход; чем они, безмерно огорчась, с отчаянием осмелились объявить духовной миссии, что они в партию (на охоту) ехать не хотят, потому, что у них там многие родственники померли и иные жила опустели; а если Баранов будет за то их убивать, то они привезли с собою новые парки, прося духовных, чтоб они в сих новых парках после похоронили и были свидетелями тому невинному убийству. Что видя, духовные и при собрании господ офицеров, штурмана Талина и переводчика духовной миссии Прянишникова, со ужасом то слушая, старались уговаривать их в великодушном перенесении всех тягостных приключений, уверяли притом высокомонаршими милостями; и, едва утешивши, предложили о присяге в верность государю, на что они охотно согласились и обещались во всем слушаться. Посему они, в сопровождении теми офицерами в церковь, были к присяге иеромонахом Афанасием приведены. По выходе из церкви, когда начали только садиться в свои байдарки, помощник правителя Баранова, Кусков со своими промышленными, схватя одного из них, знакомого тоена, отвел в компанейскую казарму и, оковав железами, посадил в темный чулан, где не только окна, но скважины были забиты. Да и за другими ездили с ружьями в погоню на байдаре, но не поймали никого.

После сего происшествия Баранов хотел, так же схватя, посадить другого тоена, крестника архиерейского, который по дружбе приехал к духовным. Что самое приметя, думали они его проводить ночью, но, опасаясь, сперва иеромонах Афанасий велел вынести свою байдарку, сам пошел к оной и хотел только проехать некоторое расстояние; вдруг промышленные, по приказанию правителя Баранова, остановив байдарку, схватили иеромонаха, сам же Баранов в самой великой запальчивости начал ругать, называя беглым господским человеком, а духовных всех и двух вышеупомянутых офицеров - бунтовщиками.

При таковом неприятном происшествии монах Герман просил Баранова объявить порядочно, без всяких ругательств, причину своего неудовольствия. Правитель же с криком говорил: "Вот! вы нашли какую-то присягу, развратили всех американцев".

Смиренный старец ответствовал: "Высочайший манифест публикован всем; и что, если незаконно духовною миссиею сделано, то лучше бы представить в правительство, где все законно могло быть рассмотрено".

Но Баранов, не внимая ему, кричал: "Какой вам манифест? Какой вам суд?" И в самом пылком жару гнева разнообразно грозил, чтобы никто к ним не ходил, да и они никуда выйти не могли. Почему тогда в великом находились страхе и только ожидали, что промышленные, по приказанию Баранова, или потащут куда, или начнут бить. И едва осмелились с берега идти в свой дом, около которого немалое время видали промышленных с ружьями. По таковой причине не смели свободно выходить даже в церковь, а в своем доме отправляли все церковные службы более года, сверх того, и по сумнению в верности, ради запрещения присяги...".

Более или менее нормальные отношения между иноками и Барановым стали налаживаться с осени 1802 года, когда возобновились службы в церкви. В 1803 году Святейший Синод обратился к правлению РАК в Петербурге с предложением отправить в Америку епископа с новой миссией. На этот раз правление РАК к предложению Синода отнеслось очень сдержанно. Единая монопольная компания по эксплуатации природных богатств Аляски уже была создана, и особого рвения к просвещению туземцев она не испытывала. Правление РАК ответило: "Пребывание тамо епископа, учрежденного единственно для посвящения тамошних уроженцев в духовный сан, еще не время, за неназначением до ныне главного сборного места, где бы оседлости компании были обеспечены со стороны хорошего климата и почвы земли для хлебопашества и других заведений".

К этому времени в Петербург поступили многочисленные жалобы, как от Баранова, так и от иноков, друг на друга. Для того, чтобы разобраться в сложившейся ситуации, Святейший Синод отправил в Америку инспектировать деятельность миссии иеромонаха Александро-Невской Лавры Гедеона (Гавриила Федотова). Со стороны РАК инспектировать колонии должен был камергер двора Н. П. Резанов - зять Г. И. Шелихова, один из учредителей РАК. В наставлении, которое получил о. Гедеон перед отправлением в Америку, ему предписывалось: "В светские дела и обстоятельства ни под каким ведомом не вмешиваться". В Америку о. Гедеон и Н. П. Резанов отправились на кораблях первой русской кругосветной экспедиции, о. Гедеон на "Неве", а Резанов на "Надежде".

Во время плавания о. Гедеон получил от Н. П. Резанова инструкцию следующего содержания:

"...С особливым почтением обращаясь к апостольскому званию, вами столь ревностно на себя принятому, уверен я, что по приходе в Америку исполните вы наилучшим образом высочайшую волю всемилостивейшего нашего государя, пекущегося о распространении православной христианской веры к собственному американских жителей благополучию, что, очистя от предрассудков умы их, насадите вы в сердцах их правила истинного богопочитания и что, удаляя кротким образом всякое суеверие, истинною религией нетерпимое, приуготовите вы их к общежитию, покажете им обязанность их в отношении к государю и ближнему и сделаете добрых сынов России. Успех в сем важном преобразовании обещает бессмертную славу, благоволение государя и признательность позднего потомства.

По прибытии в Америку старайтесь ласковым обхождением снискать любовь тамошнего начальства и всех жителей, содействуйте первому всеми мерами, к утверждению между россиянами и американцами доброго согласия, и внушите обоим племенам, что оба они составляют теперь один народ российский, что оба они сыны одного государя... Вашему преподобию известно, что в счастливых днях наших просвещение в России есть главный предмет человеколюбивого ее обладателя. Соответственно сим великим намерениям поручаю я вам принять в особое ваше попечение кадьякскую школу и образовать из оной правильное училище, к чему, по сделанным от меня кадьякскому начальству предписаниям, получите вы все зависящие от него способы. Ежели юношество там будет обучено уже грамоте, то дайте им истинное понятие о Законе Божием и естественном, займитесь, между тем, показанием им правил правописания, арифметики и положите первоначальные основания прочим наукам.

Хлебопашество, скотоводство и прочие хозяйственные заведения, хотя и не принадлежат к предметам вашего преподобия, но я вас как мужа просвещенного покорнейше прошу, ежели по которой-либо части имеете вы сведения, то не оставить начальство тамошнее вашими советами и содействовать к общей пользе и благосостоянию края" [19]. На Кадьяк иеромонах Гедеон прибыл в июне 1804 г. и возглавил миссию, он сразу же решил восстановить деятельность школы. Школа, созданная архимандритом Иоасафом, просуществовала до осени 1801 г., в ней преподавал о. Нектарий. В марте 1805 г. школа была вновь открыта, учащиеся, около шестидесяти человек, были разделены на два класса. Учеников обучали: краткому катехизису, священной истории, чтению, письму и арифметике. Кроме того, кадьякских алеутов обучали навыкам земледелия: сажать, полоть и собирать овощи. Обучение огородничеству начиналось весной и заканчивалось осенью, таким образом, учащиеся присутствовали, как при посадке овощей, так и при сборе урожая. В августе в школе состоялись публичные экзамены и Н. П. Резанов наградил наиболее отличившихся учеников. Тогда же о. Гедеон пытался привлечь к преподаванию математики в школе промышленника Борисова, но получил резкий отказ от заместителя Баранова, Баннера, который грубо напомнил, что он не имеет права вмешиваться в светские дела и, укоряя его в самовольстве, грозил неприятностями с начальством.

В 1806 г. покинул Кадьяк и выехал в Россию о. Нектарий, всегда отличавшийся слабым здоровьем. Он выехал в Петербург, но не доехал до столицы. Отец Нектарий скончался 11 декабря 1808 г. и был погребен в селе Гонбы, Мамлышского благочиния, Вятской епархии.

Что касается бракосочетаний между русскими и местными уроженками, то они происходили только в том случае, если жених в присутствии трех свидетелей подтверждал, что у него в России не осталась жена. Однако, после прибытия Н. П. Резанова на Кадьяк в марте 1805 г., последний вообще запретил браки между русскими и местными уроженками, если русские не изъявляли желание остаться в Америке навсегда. Всего русско-аборигенных семей, пожелавших остаться в Америке навсегда, было в 1805 г. немногим более тридцати. Однако, практически все русские, которых к этому времени было на Аляске более 300 человек, имели наложниц из местных уроженок. Отчасти, это объясняется тем, что на Камчатке, откуда прибывала значительная часть русских, на тридцать мужчин приходилась только одна русская женщина. Поэтому на Кадьяке в начале XIX века было большое количество незаконнорожденных детей. Летом 1806 г. Н. П. Рязанов покинул Америку, и с этого времени снова стали официально регистрироваться русско-аборигенные браки.

В апреле 1807 г. в школе состоялись очередные экзамены. Наибольших успехов добились ученики: Парамон Чумовитский, Алексей Котельников, Иван Кадьякский и Христофор Прянишников. Всем им была выдана денежная премия за отличную учебу.

Со временем у отца Германа установились хорошие взаимоотношения с А. А. Барановым; как истинный христианин он всех любил и всех прощал. Также и все население Павловской Гавани любило и уважало отца Германа, особенно его любили дети. Стоило отцу Герману показаться на улице, как дети бежали к нему со всех сторон и просили рассказать сказку или какую-нибудь историю. О. Герман мало знал сказок, но зато хорошо знал жития святых, которые и рассказывал детям с такой умильной простотой и свежестью, что детям никаких сказок не нужно было.

В 1807 г. иеромонах Гедеон отбыл на Камчатку для инспекции тамошних церквей, а затем, в 1809 г. прибыл в Петербург. Главой миссии на Кадьяке он решил назначить отца Германа. Сообщая об этом назначении, о. Гедеон писал в письме к А. А. Баранову от 17 мая 1807 г.:

"... Смотрению же монаха Германа от бывшего епископа как вверены были весь дом, имущество и экономия, равно поручены были его попечению и оставшиеся здесь духовные, велено поступать с ними по его рассуждению, решительно отказывать в их прихотях и располагать всем особенно представлено его воле, сообразно обстоятельствам, какие встретиться могут.

По таковым причинам и я, при настоящем моем отъезде в С.-Петербург, с особливым почтением обращая взор мой к великим достоинствам и редким ума и сердца качествам сего просвещенного, опытного, трудолюбивого и пречестнейшего отца, в полном уверении, что от (его) ревности, бдительности и проницательности ничего упущено не будет. С вожделением и совершенным удовольствием поручаю ему начальство здешней духовной миссии, к кому да благоволите вы, милостивый государь, что только надлежит иметь по духовной части, относиться и делать ему всевозможное пособие к пресечению каких-либо могущих случиться неблагопристойностей. О таковом моем нелицеприятном избрании не примину я, по долгу моему, донести Святейшего правительствующего Синода первенствующему члену, Высокопреосвященнейшему митрополиту и кавалеру Амвросию; а более, признаюсь вам искренно, меня в оном избрании утешает и ободряет, что я о сем кроткости, тихости и смиренномудрия преисполненном и миролюбивом старце весьма часто имел удовольствие слышать великую похвалу от вашего высокоблагородия... Сия-то похвала важнее для него прочих похвал".

Отцу Герману иеромонах Гедеон оставил подробную инструкцию, датированную 11 июня 1807 г., и короткую записку:

"Преподобный отец Герман!

Отправляясь теперь в С.-Петербург по долгу моему, непременно нужным признал поручить вам начальство Америко-Кадьякской духовной миссии, о чем я уже уведомил е. в-дие г-на коллежского советника и Главного правителя здешних областей, Александра Андреевича Баранова. Вам же, сверх личных моих с вами объяснений, к лучшему устроению и на письме объявить мои мысли обязанностью почитаю.

1. Зная ваши достоинства и благодетельную о пользе здешнего края ревность, лестною питаю себя надеждою, что не оставите вы опытными своими наставлениями вкоренить в сердца россиян и американцев правила благочестия, христианские добродетели и дружественную между обеими племенами связь. Известно вам, что духовных есть первый долг показывать образ христианской святости в житии своем; то я не сомневаюсь, что вы употребите должное им к тому руководство; особенно в. п-бию предлежит, да и всяк в должности, в какую он призван, пребывать радетельно, честно и богоугодно.

2. Во всей здешней церкви находится великая течь, о чем прежде от меня была уведомлена Кадьякская контора; то ваш долг еще настоять теперь о перекрытии ее. Ризницу, утварь и книги, для отправления службы Божией необходимые, от вас зависит, поручить смотрению или иеромонаха Афанасия, или монаха Иоасафа, и о тщательном всего того сбережении особое имейте попечение.

3. По приезде моем с удовольствием приметил я в экономии вашей редкую умеренность и примерное хозяйство, как верные способы к сохранению хлеба... равно и в прочем имуществе, будучи совершенно уверен, что вы не опустите всего того, что только по сему предмету может завесить от ревности вашей...

4. По прибытии моем на "Неве" в дикообразный и удаленный сей край первое воззрение как на суровость климата, так и на нагую грубость природы сотрясало все мои чувства ужасом, но когда увидел вожделенные плоды ревностных ваших успехов в ласковом с американцами обращении и в производимыми чрез них земледелии и хозяйственной экономии, тогда неожидаемая таковая случайность наполнила дух сладким спокойствием. Да и е.п-во (Н. П. Резанов) по приезде своем, с подобным взирая удовольствием на таковые ваши в диковидной сей стране произведения, к большему еще поощрению лично при вас наградил приласканных вами американцев за их к вам послушание в трудолюбии. Потом для образования края сего признал за лучшее во основание положить три начала: 1 - земледелие, 2 - просвещение, 3 - разумножение народа - и просил меня напрягать к тому всех умы, чтобы скорее можно облагодетельствовать край сей.

   То и я с моей стороны при отъезде моем вам, как оные начала уже положившим, напоминаю иметь еще большее о том попечение, почитая излишним о сих подробностях объяснять вам, яко довольно в том опытном. Помощь же в оном можете получить от компании, о чем от е. пр-ва уже конторе предписано, а от меня сообщено его в-дию Александру Андреевичу Баранову.

5. С удовольствием поручаю особенному в. пр-бия попечению заведенное мною Российско-Американское училище. В первом отделении дети должны обучаться чтению, письму, и краткому катехизису, во втором грамматике, арифметике, священной и светской историям и географии. Кроме наук, не забывайте предметы, относящиеся к хозяйственной части, занимайте, вместо отдыха, как приуготовлять огороды, садить и сеять овощи, полоть, собирать нужные травы, коренья и удить рыбу.

   Установленный в училище порядок должен быть и впредь сохраняем, наставление там от меня оставлено. Учителем призван Иван Кадьякский, товарищем его Христофор Прянишников и помощником при них Алексей Котельников. Парамону Чумовицкому при вспомоществовании других вверено собирание словаря алеутского языка и сокращенное начертание грамматики того же языка, он должен быть и переводчиком при вас. Также за отрядом учеников земледелия имейте должное смотрение и прилежание. Зависящие к тому способы компании имеет долг доставить вам. Более всего потщитесь напоить юные сердца их правилами веры, страха Божия и всей нравственности, за преступления наказывайте. Любовь ваша ко всему благому не дозволяет мне сумневаться, что все сие от вас наилучшим образом исполнено быть имеет.

6. Содержание ваше, по уверению е. пр-ва (как и вам известно), представлено попечению здешнего правителя, о чем и я, с моей стороны, просил его. Для лучшего порядка, требования ваши должны быть на одно ваше лицо.

7. Паче всего старайтесь сохранить между братствующими мир, тишину и согласие. Я надеюсь, что монах Иоасаф, яко ваш духовный сын, не пренебрежет ваших наставлений, но иеромонах Афанасий, конечно, будет вам тяжел... Вы, яко опытный и искусный духовный врач, сохраните во всем должную меру. Я же, со своей стороны, прошу и молю Всевышнего даров дателя да ниспошлет вам сию крепость, во еже творити и деяти о благоволении его и проч.".

"Преподобный отец Герман!

Оставшиеся мои книги вручаю попечению вашему, также и прочие вещи. Прошу хранить их впредь, до обратного моего приезда.

Александро-Невской Лавры Соборный иеромонах Гедеон 1807-го года июня 11 -го дня. Св. Павл. Гавань".

Покидая Америку, отец Гедеон взял с собой одного из лучших учеников - креола Прокопия Лаврова. Предполагалось, что после обучения в духовной семинарии, он вернется на Кадьяк.

П. Лавров получил образование в Санкт-Петербургской духовной семинарии и был посвящен в сан священника. В 1810 г. он был отправлен, за счет РАК, через Сибирь в Америку. Во время этого путешествия, он подвергся большим притеснениям от служащх компании. Осенью он сел на судно РАК "Св. Мария Магдалина", которое шло из Охотска на Кадьяк, но из-за плохого состояния это судно смогло достигнуть только Камчатки, где и осталось на зимовку. Здесь П. Лавров подал рапорт архиепископу Иркутскому, в котором просил оставить его служить в Иркутской епархии, что и было ему разрешено, несмотря на то, что Церковь очень нуждалась в таком священнике на Кадьяке, т.к. ему было только 25 лет и он знал язык кадьякских алеутов. Сначала П. Лавров служил на Камчатке, а затем в Якутске и Иркутске [23]. Что касается о. Гедеона, то, возвращаясь в Россию, он посетил Алеутские острова в июле 1807 года. На острове Уналашка он крестил 141 ребенка и повенчал 40 пар, и отметил в своих записках, что алеуты "знают и благоговейно почитают все праздники, с крайней охотою и любовью слушают внушаемые им наставления и оные самим делом исполняют". В это время на соседнем острове Умнак находилась часовня Святителя Николая. Она была построена алеутами под руководством тоена Ивана Глотова, он сам отправлял в ней утренние молитвы и часы в воскресные и праздничные дни.

Прибыл о. Гедеон в Петербург в 1809 году. Он был назначен наместником Александро-Невской лавры, затем был настоятелем Сковородского и Иверского монастырей, в 1821 году ушел на покой в Коневский монастырь. В 1834 г. переселился в Андрусовскую Николаевскую пустынь Олонецкой епархии, где скончался 1 ноября 1843 г. в возрасте 73 лет. Таким образом, с 1807 г. отец Герман стал возглавлять Кадьякскую миссию, в его подчинении находились монах Иоасаф и иеромонах Афанасий. "Сей-то монах был и достойнейший член миссии благочестием и умом он перед всеми отличался и в самом деле управлял миссией, будучи простым монахом".

После отъезда о. Гедеона количество учеников в школе значительно сократилось, еще весной 1807 г. компания отправила на различные работы около 60 учеников, так как их было нечем кормить. У отца Германа осталось около 20 мальчиков, которых он обучал земледелию на острове Еловом. Зимой он их учил чтению, письму, закону Божиему, священной истории и церковному пению, но и это количество учеников постепенно сокращалось, и в 1811 г. школа практически прекратила свое существование. У миссионеров остался лишь один переводчик - Парамон Чумовицкий, алеут из селения Карлук, и несколько мальчиков - певчих.

Несмотря на то, что деятельность школы оказалась непродолжительной, многие креолы получили в ней начальное образование и впоследствии работали в РАК на должности приказчиков, бухгалтеров, начальников редутов. Что касается местного населения, то его практически впервые целенаправленно стали обучать русскому языку и навыкам земледелия.

Вскоре после отъезда о. Гедеона иноки разделились: монахи Герман и Иоасаф остались служить в Павловской Гавани, а иеромонах Афанасий, в поисках уединения, переселился на остров Афогнак, где находится одиночка компании, в которой проживало около двадцати человек.

О жизни о. Германа после 1807 г. мы можем составить представление по нескольким письмам его и к нему, которые и приводятся ниже с необходимыми пояснениями. Алитак, Карлук - названия алеутских селений на о. Кадьяке и вблизи его, Малиновская - одиночка на острове того же имени.

Иван Иванович Баннер - правитель Кадьякской конторы компании, Филипп Кашеваров - ее приказчик, заведующий лавкой. Иван Куглинов - племянник А. А. Баранова, переводчик с английского языка.

"Ваше почтение!

Милостивейший мой Государь!

Отец Герман!

Желаю Вам на много лет здравствовать. Уведомляю Вас - ходил я к своему отцу. Ушел отсюда 25-го числа марта, дорогой ночевал 3-и ночи, за пургой прибыл на Алитак в 1-й день Пасхи. 1-ю неделю жил там, весь Праздник, а прибыл сюда на артель (Карлук) 8-ого числа сего месяца, как ныне не знаю. О себе я говорил своему отцу о женитьбе. Он говорит, что если есть у тебя охота, для чего не жениться, чем тебе так жить. Ныне он хотел быть сюда, на Карлук, в мае для положения бычков и боровков. Отсюда в Малинову, на Афогнак, и к вам, в Гавань, и меня туда же хотел (взять), с тем, чтоб женить меня, теперь я не знаю, что делать, - будет ли соблаговолено от Вас и от Ивана Ивановича, чтобы быть мне в Гавани. Я слышал от Лопатина, что как будто господин Быкидоров пересказал Вам все мои непристойные поступки, а Ковригин в своем журнале дал знать Конторе. Вам известно, что ныне мое содержание находится только в Вашей милости, если Вам действительно не понравятся все мои непристойные поступки, то сделайте милость, простите меня, бедного человека, ибо Вы веруете на Спасителя нашего во Иисуса Христа. Ради Его Самого прошу Вас, обыкновенно человек бывает так, что ни какой вины не имеет на себе, а со стороны сказать не возможно. Если откроете милость, простите, тогда я буду полагать так, что и Его Высокоблагородие, Александр Андреевич (Баранов) простил.

Надеясь на Вашу милость, осмеливаюсь просить и трудить, что не отринете из своей милости. Если можно, Батюшко Отец Герман, пожалуйте, попросите отца Иоасафа, чтобы получил от Филиппа Кашеварова товару по прежней записке, кой-что я не получил, известен самый отец Иоасаф, каких вещей я не получал бы, чтобы за печатью были. Если милость будет, табаком я очень скуден, ни листка нет. Я не писал ни о чем к Ивану Ивановичу, прошу покорно уведомить запиской или на словах сказать с сим письмоподателем Тимофеем, - быть или нет с отцом своим в Гаване к Вам, с невестой; по Вашему приказанию буду делать. При сем едет к Вам в Гавань Афанасий Климовский, я не известен о нем.

Вашего милостивейшего Государя
Послушник, слуга и ученик
Парамон Чумовитский.
1809-го года
Апреля 27-го дня.
Карлук".

"Ваше Преподобие, Милостивейший Государь мой,

Отец Герман!

Свидетельствую Вашему Преподобию мое высокопочтение. Притом прошу простить мою вину великодушно, что возымел смелость дерзнуть и обременить Вас малыми моими простыми чертами. Но непременным долгом поставил, чтобы не пропустить эту верную оказию уведомить Вас, моего благодетеля. Ибо расположен к Вам чистым и откровенным моим сердцем - к ласкам и наставлениям Вашим, коими считаюсь доволен, они еще и по ныне хранятся в свежей моей памяти и остались запечатленными навеки. После этого смею уведомить Вас о себе, теперь нахожусь, слава Богу, здоров, Вашими святыми молитвами и милостью дядюшки Александра Андреевича. Всем доволен, притом возымел смелость просьбою моею обременить Вас - Ваше Преподобие, нельзя ли снабдить, если у Вас излишки, огородными различными семенами, а именно, чесноком и луком. Их, надобно думать, хотя у Вас и есть, но не так много, но если можно, то покорнейше прошу снабдить, так как здесь их не имеется. Да и прочими семенами также снабдите.

За это Ваше неоставление, знаком поставляю моей к Вашему Преподобию благосклонностью.

Вашему Преподобию, Милостивому Государю моему, честь имею пребыть навсегда покорнейшим слугою, Иван Куглинов.

12-го Сентября
1810-го года
Крепость и порт Новоархангельский".

В сентябре 1807 г. в Ново-Архангельск прибыл из Кронштадта шлюп "Нева" под командованием Леонтия Андриановича Гагемейстера, который был назначен его капитаном в 1806 г. На Кадьяк "Нева" прибыла 9 октября 1807 г., здесь судно зимовало, а затем отправилось на Гавайские острова и на Камчатку. В течение своего многолетнего плавания в водах между Аляской, Гавайскими островами и Камчаткой, Гагемейстер дважды зимовал на Кадьяке в 1807-1808 и 1809-1810 годах.

В это время отец Герман оказал сильное влияние на капитана Л. А. Гагемейстера, который происходил из прибалтийских немцев и, по вероисповеданию, был лютеранин. Семен Яновский, который позже служил под командой Гагемейстера, писал: "Отец Герман обратил одного морского капитана Г. из лютеранской веры в Православие. Этот капитан был весьма образован, кроме многих наук, он знал языки: русский, немецкий, французский, английский и несколько испанский - и за всем тем, он не смог устоять против убеждений и доказательств отца Германа: переменил свою веру и был присоединен к Православной Церкви через миропомазание. Когда он покидал Америку, старец на прощание сказал ему: "Смотрите, если Господь возьмете вашу супругу у вас, то вы никак не женитесь на немке, если женитесь на немке, то она непременно повредит ваше Православие".

Л. А. Гагемейстер дал слово, но не сдержал его, после смерти первой жены, он вновь женился на немке. Скончался он скоропостижно, без покаяния, в 1834 г. в возрасте 54 лет.

Ниже приводится отрывок из письма отца Германа к А. А. Баранову, которое можно датировать осенью 1810 года. В начале этого письма говорится о беседах отца Германа с Л. А. Гагемейстером, во время которых старец убедил его остаться на Кадьяке до 10 апреля и если будет нужно, то следовать в Калифорнию. Это письмо показывает, какое сильное влияние на людей мог оказывать отец Герман. К апрелю 1810 г. срок службы Л. А. Гагемейстера в РАК уже закончился несколько месяцев тому назад, а ему еще предстояло возвращение в Петербург через Сибирь, на что должно было уйти не менее шести месяцев и, тем не менее, он готов был остаться в Америке под воздействием бесед с отцом Германом.

Анна Григорьевна - это жена А. А. Баранова, а Антипатр Александрович его сын.

Арестанты - пять человек промышленников, которые летом 1809 г. составили заговор, с целью убить А. А. Баранова. Заговор был раскрыт и преступники для суда были отправлены в Сибирь. Далее приводится текст письма:

"... Скотоводство с кошением сена занимает здесь (на Кадьяке) почти целое лето, от холода, зиму всю едва успевают рубить и возить дрова.

Самая (по)стройка от сырости и климата не прочна и неспора. Длинная зима, как в оном, так и в других делах связывает руки и во всем делает неудобство. По всем частям подробнейшими объяснениями не упущено и о самых судах говорить, кои простаивают в холод в северных местах целые зимы без действия, к тому же о пространстве матерой (материка), о лесах, промыслах и бесчисленных выгодах в южной стороне. Так удалось расстрогать Леонтия Андриановича, (что) с великим жаром согласился он дожидаться вас до 10-го апреля, а прежде непременно хотел идти в половине марта в Камчатку.

Но переменил намерение, (решил) дождаться вас и если бы была ваша воля, идти своим судном для помощи нашим заселениям. Также и промышленным старался объяснить невыгоды бегства, учиненного в Калифорнии, сравнивая с великими выгодами (для тех), кто заселился в тех местах и верен будет отечеству, и многие накрепко уверяли меня в своем постоянстве, а особливо женатые, приводя в доказательство свои семейства, кои оставить, говорили, никак невозможно. Итак мы с нетерпеливостью дожидались, но не случилось, так буди воля Господня.

Теперь отправляем к вам (в Ситку) Анну Григорьевну со всеми детками, дай Боже благополучно к вам достигнуть и в радости увидеться. Я посоветовал (ей) перезимовать у нас, а для безопасности идти весною, но она и Антипатр Александрович не согласились, боясь сильных зимних погод и холоду, весьма жалею. Анну Григорьевну весьма я хвалю, из многих поступков кажется мне, не глупа весьма, а особливо при отъезде - никто ее не учил, сама просила служить обедню и молебен и исповедоваться со всеми домашними и причащалась святых тайн. Благоразумному сему поступку мы весьма подивились.

Об Антипатре Александровиче писать я вам ничего не могу, как он у нас жил, мне мало ведомо, перед отправлением сего (письма), я в одной будучи пирушке слышал, будто он с отцом с моим Иоасафом много издерживал водки, но то, казалось мне, сказано более от зависти, с каким-нибудь намерением. Я не знал, как потрафить, опасался какого-нибудь гнева, и так на меня за вашу ко мне милость довольно ненависти, но Бог с ними. Я ничего не ищу, воля их, как хотят, а я надеюсь на Бога.

Школы в Гавани (в селении Павловская Гавань) у нас нет, Иван Куликалов взят в контору, мне не сказано ни слова. В прошлом году он просился у меня, но я без вас позволить не смел, а ныне прошу на меня не гневаться - воля не моя. Некоторая часть из малых школьников в Карлуке под присмотром Чумовицкого. Христофор (Прянишников) один остался при церкви, а живет у нас, ко удивлению моему, при самой свободности зависть не укрощается, вас же прошу, сироту сего не оставить.

По части Зосимы Федоровича Баженова, он поминал ваше неведомо мне какое-то приказание, оказывал нам довольно благодеяния и ласковости, хотя его ныне в Гавани уже и нет, но премного вас благодарю.

Изволили вы напомянуть в начале своего письма о моем предложении об арестантах, я справился со оставшимся у меня отпуском (черновиком), ничего в нем нет, а как в белом написано к вам - ничего не помню, извините.

О себе же осмелюсь доложить - по отпуске сего остался милостию Божиею, жив, здоров и благополучен, ожидая от вас еще каких-нибудь новых сведений, если благоволите любопытство удовлетворить, на нас прошу не прогневаться, мы тем служить вам не можем, год просидели будто в каком затворе, ниоткуда ничего не слыхавши.

О Кадьяке писать нечего, все живы и здоровы, а как живут, о том, думаю, довольно и без меня пишут. Мне в чужие дела мешаться неприлично, у меня со всеми дружно, кто хотя и поругает, от того не полиняю.

Прости, прости М: Г: прости

Истинного благополучия вам всеусердно желаю.

Вашего Высокоблагородия, Милостивого моего Государя всеусерднейший слуга.

(Приписка)

Не от дерзости и нахальства предложить намереваюсь, но молчанием о своих нуждах огорчить вас опасаюсь.

Изволили вы, в бытность свою на Кадьяке, приказывать получать нам от компании взятый Николаем Петровичем (Резановым) у нас провиант (в 1805 году). А по отбытии вашем, Иван Иванович отдать, при всем нашем о том уверении, отказывался. Будто (бы он без) вас не смеет.

По прибытии же "Невы" в прошлой зиме, опасался (он), чтобы не потребовали у него (провианта) для матросов. Сам приказал нам получить (провиант), но в скором времени назад взял, нам оставил некоторую часть, а ныне едва пожаловал нам с Иоасафом три пуда тары, да два пуда сухарей. У вас же на Ситхе, я слышал, сухарей и провианту в довольном количестве, то не соблаговолите ли от своих щедрот, сами при транспорте из Ситхи нам назначить, какое Бог вас вразумит, количество на годовую пропорцию провианту: сухарей и круп, а для церкви вина. По недостатку его у нас обедни весьма редко (бывают), а скоро и совсем служить будет не на чем. Убогий Герман".

Со временем жизнь на Кадьяке наладилась и потекла по привычному руслу. Отец Герман с каждым годом все больше и больше тяготился мирским обществом, которое его здесь окружало. В конце концов, он решил уединиться от людей, передал управление школой монаху Иоасафу, а сам переселился на не обитаемый остров Еловый, который находился в двух часах езды на байдарке от селения Павловская Гавань.

НА ОСТРОВЕ ЕЛОВОМ

Когда отец Герман переселился на остров Еловый, точных данных нет, можно только сказать, что это произошло в период между 1811 и 1817 годами.

Здесь все ему напоминало Валаамский монастырь, расположенный на островах Ладожского озера - и остров среди водной стихии, и хвойный лес, и огромное нагромождение каменных глыб на берегу. Свою новую обитель отец Герман назвал "Новым Валаамом".

Остров Еловый небольшого размера, около 70 верст в окружности. С одной стороны он отделяется от о. Кадьяка проливом Узенки шириной в две версты. От обители отца Германа до селения Павловская Гавань было около десяти верст. Весь остров Еловый был покрыт высоким лесом, около поселения преп. Германа бьет источник, который у местных жителей пользуется славой чудотворного, от его воды бывали случаи исцелений.

В первое время своего пребывания на Еловом острове отец Герман вырыл землянку, которая служила ему келлией в течение всего лета. К зиме вблизи этой землянки он построил небольшую бревенчатую келлию, в которой и прожил до конца своих дней.

Постелью о. Германа служила небольшая скамья, покрытая старой оленьей шкурой с полинялой от времени шерстью. Подушкой - два кирпича, которые лежали под шкурой у изголовья постели, так что их не могли видеть посторонние. Одеяла не было, его заменяла деревянная доска, днем лежавшая на печке. Эту доску о. Герман называл своим одеялом и завещал покрыть ею свои смертные останки. Она была точно в рост о. Германа. Со временем, не очень далеко от келлии была построена часовня и дом для посетителей, в котором также находилось училище для сирот - учеников отца Германа.

Ко времени переселения на Еловый у о. Германа дух несомненно преобладал над телом. Зоркими очами души он видел ангелов Божиих и темных духов зла. Первое время о. Герман жил на Еловом абсолютно один, и когда его спрашивали: "Как Вы, отец Герман, живете один в лесу? Как не соскучитесь?" Он отвечал: "Нет! Я там не один! Там есть Бог, как и везде есть Бог! Там есть ангелы святые! И можно ли с ними соскучиться? С кем же лучше и приятнее беседы, с людьми или с ангелами? Конечно с ангелами!".

Покидал свой остров о. Герман крайне редко, если же и нужно ему было ночевать не у себя, то он ночевал только в своей старой келье в Павловской Гавани, пока жив был о. Иоасаф, или вообще не ложился спать, и постель, постланную для него, находили совершенно не тронутою. Также и у себя на Еловом, если он проводил ночь в душеспасительной беседе с кем-либо из посетителей, то уже не ложился спать.

Одежда отца Германа была одна и та же и зимой, и летом. На голое тело он носил меховую парку, поверх нее подрясник и рясу, на голове клобук и на ногах сапоги. В этой одежде он ходил в любую погоду: и в зной и в дождь и в сильнейший мороз.

Ел он очень мало, немного рыбы и овощей. Тело его, изнуряемое трудами, бдением и постом, сокрушали пятнадцатифунтовые вериги.

Все свое время, свободное от богослужений, старец проводил в трудах. Недалеко от келлии раскинулся огород, где он копал грядки, сажал картофель, капусту и другие овощи, сеял ячмень. К зиме запасал грибы и рыбу. Плетенный короб, в котором о. Герман носил с берега морскую капусту для удобрения земли, был так велик, что обычный человек мог его поднять с большим трудом, а старец, к удивлению всех, переносил его на большое расстояние без посторонней помощи. Однажды видели, как о. Герман нес бревно, которое с трудом могли поднять четыре человека. Так трудился старец и все, что он приобретал таким тяжким трудом, все отдавал бедным и сиротам; особенно он любил детей - угощал их сухариками, пек для них крендельки, и малютки отвечали ему взаимной любовью.

Но это была внешняя сторона жизни старца. "Главное же дело его - как писал Преосвященный Петр в 1860-х годах - было упражнение в подвигах духовных, в уединенной келье, где его никто не видел, только вне кельи слышали, что он пел и совершал богослужение по монашескому правилу".

Раcсказывая о жизни старца, его ученик, кадьякский алеут Игнатий Алиг яга, говорил: "Да, трудную жизнь вел батюшка, и никто не может подражать его жизни!" В июле 1818 года остров Кадьяк посетил экипаж военного шлюпа "Камчатка" под командованием капитана второго ранга В. М. Головнина. По приказу правительства, он был назначен ревизором по осмотру русских колоний в Америке. Прибыв на о. Кадьяк, В. М. Головнин стал принимать многочисленные жалобы; он писал: "Между тем ежедневно являлись ко мне челобитчики, как русские, так и природные жители, которые все приносили жалобы на своих правителей. Некоторые из сих жалоб, вероятно, были дельные, а другие пустые и необоснованные. Чтобы лучше разведать прямое состояние здешних дел, отнесся я письменно к начальнику духовной миссии, монаху Герману, по слухам, человеку умному и благочестивому, которого здесь большая часть жителей довольно выхвалить не может. Он доставил мне многие весьма важные сведения и утвердил их своею рукою".

В.М. Головнин, основываясь на записках раннее побывавших на Кадьяке мореплавателей, спрашивал у о. Германа:

1. Действительно ли год от года сокращается численность местного населения, вследствие того, что молодые мужчины отправляются компанией на промыслы на несколько лет, а их жены и дети без кормильцев бедствуют и голодают. И просил предоставить метрические книги, чтобы узнать о числе родившихся и умерших за время существования миссии на Кадьяке с 1794 по 1818 годы.

2. Действительно ли, что русские промышленники берут у кадьякских алеутов жен и дочерей и живут с ними в разврате. Он писал: "Почему я в том же отношении требовал от миссионера Германа извещания, справедливы ли такие обвинения, и как вера и страх Божий является главным и первейшим основанием всех благоустроенных обществ, без которых нигде не может быть порядку ни справедливости, а тем более они нужны в такой отдаленности, где компании служат люди не самого лучшего поведения, то я хотел также знать от помянутого миссионера, принимает ли компания какие-нибудь меры поддерживать веру и благочестие между своими служащими и верность к Государю, как например: всякий ли праздник в церкви совершается служение и увольнялись ли в такие дни люди от работ, обязывает ли она их в положенное время по чину и уставу церковному говеть и приобщаться, приводит ли новокрещенных алеут к присяге на верность Государю и проч."

3. Как производится на Кадьяке наказание и суд?

Далее В. М. Головнин писал: "На сии статьи начальствующий миссией монах Герман меня уведомил:

- Что компания никогда не давала им способов вести метрические книги и не сообщала ни о родившихся, ни об умерших и что алеуты часто во множестве умирают в отдаленных посылках, и потому метрических книг при миссии нет.

- На второй вопрос дал он ответ, что, по неограниченности власти здешних начальников, женский пол действительно претерпевает обиды и бесчестие и что для поддержания веры и нравственности мер никаких не принимается.

- А на третий, - что заведения, подобного суду или следственной комиссии, в компанейских колониях никогда не существовало, а все дела решаются и наказания производятся волею одного человека".

Среди других, с жалобами к В. М. Головнину обратился алеут с Алеутских островов Григорий Павлов и русские поселенцы Александр Головнин и Феодор Балохов. Алеут говорил, что он нанялся на работу к Г. И. Шелихову на три года еще в 1794 г., а сейчас 1818 г., но его до сих пор не отпустили. Поселенцы заявили, что их из 35 человек в 1794 г., в настоящее время в живых осталось только три человека.

"Начальник миссии, Герман основательность и справедливость жалобы как сих посельщиков, так и вышеупомянутого алеута Павлова совершенно во всем подтвердил" [33]. Касаясь общего положения духовной миссии, В. М. Головнин писал: "И с 1794 года по 1818 год, то есть в 24 года, духовная миссия не получала от компании не только Библий, Нового Завета, или других церковных книг, но ниже азбук для учения детей чтению, и даже восковых свеч и вина для совершения литургии ей не доставляли". Тогда же произошла беседа отца Германа с членами экипажа шлюпа "Камчатка". Вот как об этом писал С. И. Яновский:

"Однажды пригласили старца на фрегат, пришедший из С.-Петербурга. Капитаном фрегата был человек весьма ученый, высокообразованный, он был прислан в Америку по Высочайшему повелению, для обревизования всех колоний, с капитаном было до двадцати пяти человек офицеров, также людей образованных.

В этом-то обществе сидел небольшого роста, в ветхой одежде, пустынный монах, который своей мудрою беседою всех образованных собеседников своих привел в такое положение, что они не знали, что ему отвечать. Сам капитан рассказывал: "Мы были безответны, дураки перед ним!"

Отец Герман задал им всем один общий вопрос: "Что вы, господа, более всего любите и чего бы каждый из вас желал для своего счастья?"

Посыпались разные ответы: кто желал богатства, кто чинов, кто красавицу жену, кто прекрасный корабль, на котором он начальствовал бы, и так далее в этом роде. "Не правда ли, - сказал им на это о. Герман, -что все ваши разнообразные желания можно привести к одному, - что каждый из вас желает того, что, по его понятию, считает он более лучшим и достойным любви?" - "Да, так!" - отвечали все.

"Что же, скажите, - продолжал он, - может быть лучше, выше всего, превосходнее и по преимуществу достойнее любви, как не сам Господь наш Иисус Христос, который нас создал, украсил такими совершенствами, всему дал жизнь, все содержит, питает, все любит, который сам есть любовь, прекраснее всех человеков? Не должно ли же, поэтому, превыше всего любить Бога, более всего желать и искать Его?"

Все заговорили: "Ну, да! Это разумеется! Это само по себе!"

"А любите ли вы Бога?" - спросил тогда старец.

Все отвечали: "Конечно, мы любим Бога. Как не любить Бога?" - "А я, грешный, более сорока лет стараюсь любить Бога и не могу сказать, что совершенно люблю Его", - возразил им отец Герман, и стал доказывать, как должно любить Бога.

"Если мы любим кого, - говорил он, - мы всегда поминаем того, стараемся угодить тому, день и ночь наше сердце занято тем предметом. Так ли же вы, господа, любите Бога? Часто ли обращаетесь к Нему, всегда ли помните Его, всегда ли молитесь Ему и исполняете Его святые заповеди?" - Должны были признаться, что нет! "Для нашего блага, для нашего счастья, - заключил старец, - по крайней мере дадим себе обет, что с сего дня, от сего часа, от сей минуты, мы будем стараться любить Бога уже выше всего и исполнять Его святую волю!".

Такой прекрасный, мудрый разговор вел отец Герман в обществе привилегированного класса того времени. Без сомнения, эта беседа должна была запечатлеться в сердцах слушателей на всю их жизнь.

Среди офицеров, которые присутствовали во время этой беседы были будущие главные правители Русской Америки: М. И. Муравьев, Ф. П. Врангель, А. К. Этолин, также такие впоследствии известные мореплаватели, как: Ф. П. Литке, Ф. Ф. Матюшкин, Ф. С. Лутковский, П. Т. Козьмин и другие члены экипажа шлюпа "Камчатка". Также к середине или к началу 1818 г. относится письмо отца Германа к А. А. Баранову, который в январе 1818 г. был уволен с должности главного правителя русских колоний в Америке и отправлен в Россию для суда и расправы, а на его место был назначен Л. А. Гагемейстер.

"М(илостивый) Г(осударь)!

Слышал я, что вас Господь Бог благословил внешним благополучием, а отчасти и изобилием. А у нас под присмотром, как и самим вам известно, находится имущество церковное, состоящее не из одних до церкви принадлежащих вещей, но в том числе и все домовые вещи.

Все же то не наше собственное, но имущество Божие, хранимое нами только для бедных. Того ради нужно мне вам напомнить о вещах, взятых вами у нас на самое короткое время: столовых приборов, скатертей, салфеток, ножей и вилок.

Может быть, столь долгое время не покрыло ли память вашу забвением, то дабы нам за небрежением, а вам хотя и от забвения, но (чтобы) за удержание принадлежащего бедным не подвергнуться гневу Божию. Во избежание сей опасности не соблаговолите ли, если не натурою, то хотя иным чем в сравнении той цены возвратить.

Ваш, милостивого моего Государя,
покорный слуга".

Кирилл Тимофеевич Хлебников, приказчик РАК, прибыл на Аляску вместе с Гагемейстером и был назначен управляющим главной конторой компании в Новоархангельске (Ситке). Лично не будучи знаком с о. Германом, он отправил старцу книгу религиозного содержания. В ответном письме о. Герман писал:

"Милостивый Государь, Кирила
отчества не знаю, извините.

Посланную от вас книгу я получил. Приношу мою благодарность. Оказанная вами мне, убогому, сия ласковость тем более чувствительна, что я во всю мою здесь бытность, от своих Россиян, более видел презрения и укоризн и насмешек. К коим я уже привык, а по привычке, думаю, что и в самом деле моя нищета того стоит.

Вы же, не видавши и совсем меня не знавши, такою ласковостью посетили - много удивляюсь и благодарю, вашего милостивого Государя

Покорный слуга,
Убогий Герман.

О книжке хотел бы много говорить, да неспособность глаз не позволила и мало, но уже с великим трудом пишу, также и время сказали, что судно скоро выходить будет.

28-го декабря,
1818, года".

Ничего не искав для себя в жизни, отец Герман не боялся сильных мира сего и с кроткой любовью, не смотря на лицо, обличал он многих в нетрезвой жизни, недостойном поведении и притеснении кадьякских алеутов. Поэтому были люди, которые клеветали на старца, причем делали это так искусно, что даже люди благонамеренные не могли заметить лжи под покровом наружной правды. Можно сказать, что только один Господь сохранил старца.

Л. А. Гагемейстер пробыл главным правителем русских колоний в Америке лишь несколько месяцев. В октябре 1818 г. новым главным правителем стал молодой морской офицер С. И. Яновский. Еще не зная старца, только вследствие одних доносов на него, он писал в Петербург о необходимости удаления о. Германа из Америки, объясняя это тем, что будто бы старец подговаривает кадьякских алеутов на выступление против русского начальства.

Узнав о назначении нового правителя, о. Герман сразу же написал С. И. Яновскому письмо, в котором он писал об Аляске и ее жителях:

"Любезному нашему отечеству Творец, как будто новорожденного младенца, дать изволил край сей, который еще не имеет и сил к каким-либо познаниям, ни смысла, требует не только покровительства, но, по бессилию своему и слабого ради младенческого возраста - самого поддержания. Но и о том самом не имеет он еще способности к кому-либо сделать свою просьбу, а как зависимость сего народного блага Небесным Провидением неизвестно до какого-то времени отдана в руки находящемуся здесь Российскому начальству, которое теперь вручилось вашей власти: сего ради Я, нижайший слуга здешних народов и нянька, от лица тех перед вами ставши, кровавыми слезами пишу вам мою просьбу. Будьте нам отец и покровитель, мы, всеконечно, красноречия не знаем, но с немотою младенческим языком говорим: "Отрите слезы беззащитных сирот; прохладите печали, тающие сердца; дайте разуметь, что значит отрада!"

Милостивейший Государь, в сем малом изображении вы тонкостью вашего разума и проницательным вниманием сами можете пространство и обширность народных горестей сыскать. Мы остаемся в ожидании, какое Творец изольет благоволение вашему сердцу на участь бедных...".

Отец Герман всегда помогал своим духовным детям, чем только мог: просил у начальства снисхождения к провинившимся, заступался за обвиняемых, помогал бедным и сиротам - и люди часто навещали его на Еловом острове. Кто просил совета, кто жаловался на притеснение, кто желал помощи - каждый получал от старца удовлетворение, об этом свидетельствует следующее письмо.

"Ваше преподобие, Милостивый Государь.

Батюшко! Отец Герман.

Осмелился я прибегнуть к стопам вашего преподобия просить вас, зная ваше человеколюбие, что просящих у вас милости не отвергнет своим милосердием в благоволении. Чего ради и я, грешный, в след коих мог постигнуть и льстить себя в той надежде, что вам, батюшко, не безызвестно то, что ныне настало время ходить за огородными овощами для зимнего нашего продовольствия. Почему и я завел небольшую частицу оного (огорода) и вскопал. Сколько было запасено картофельных семян - посадил, но только еще оных недостаточно, как бы еще хоть полкорзины, то я был бы спокоен. Правду вам, батюшко, сказать, земля осталась у меня вскопана и совсем приготовлена, только остановка сделалась за этим, хотя я здесь и просил, и старался об оных (семенах), но все было бесполезно, по той причине, что у каждого свои огороды...

Но теперь я нахожу (для) себя один только случай -а как то - оставлю (огород) на произвол Божий.

В таком моем положении простерлась моя просьба до вашего милосердия, если можете, батюшко, помочь, не оставьте, Бога ради! Хоть полкорзины пожаловать, чем вы меня, грешного раба Божия, крайне обяжете, и можете мою бедность тем поправить, когда Всевышний Господь Бог даст земле своей уродить.

Еще, нет ли у вас репных семян, не оставьте полложечкой, а мне крайне хотелось бы, батюшко, к вам самому побывать, но время немного не допустило. И так, сим прекратя, прошу, Батюшко, святых ваших молитв и в будущем нас грешных не забудьте.

Всенижайший и покорнейший слуга ваш

Петр Мальцов.
Мая 23 дня
1819 года
из Павловской Гавани".

Письмо отца Германа, а также личная встреча совершенно изменили мнение С. И. Яновского о старце. Осенью 1819 г. С. И. Яновский совершал объезд русских колоний в Америке, в ноябре он прибыл на Кадьяк, где оставался больше месяца. Предварительно, еще из Ситки, Яновский уведомил преп. Германа, что он желал бы с ним встретиться. Отец Герман сразу же явился к С. И. Яновскому и своей беседой так увлек молодого офицера, что они стали встречаться ежедневно для душеспасительных бесед. Отец Герман обычно приходил к семи вечера, и они беседовали до полуночи, а иногда и за полночь.

С. И. Яновский писал: "Мне было тридцать лет, когда я встретился с отцом Германом. Надо сказать, что я воспитывался в Морском корпусе, знал многие науки и много читал, но, к сожалению, науку из наук, то есть закон Божий, едва понимал поверхностно, и то теоретически, не применяя к жизни, и был только по названию христианин, а в душе и на деле - вольнодумец, деист.

Тем более я не признавал божественности и святости нашей религии, что перечитал много безбожных сочинений Вольтера и других философов XVIII века. Отец Герман тотчас заметил это и пожелал меня обратить. К великому моему удивлению, он говорил так сильно, умно, доказывал так убедительно, что, мне кажется, никакая ученость и земная мудрость не могли бы устоять против его слов. Ежедневно беседовали мы с ним до полуночи и даже за полночь: о любви Божией, о вечности, о спасении души, (о) христианской жизни. Сладкая речь неумолкаемым потоком лилась из уст его... Такими постоянными беседами и молитвами святого старца Господь совершенно обратил меня на путь истины, и я сделался настоящим христианином. Всем этим я обязан отцу Герману, он мой истинный благодетель".

Однажды С. И. Яновский прочел старцу оду Г. Р. Державина "Бог".

"О Ты, пространством бесконечный,
Живой в движении вещества,
Течением времени превечный,
Без лиц, в трех лицах Божества!
Дух всюду сущий и единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все собою исполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем: Бог..."

Отец Герман спросил: "Неужели это простой ученый писал?"

"Да, ученый, поэт" - ответил С. И. Яновский.

"Это по вдохновению Божию написано" - сказал старец.

Во время одной из встреч С. И. Яновский рассказал старцу о происшествии, которое случилось в испанской Калифорнии.

В 1815 г. промысловая партия кадьякских алеутов под руководством русского, В. Тарасова, занималась промыслом морских животных у берегов Калифорнии. Ветром их байдарки прибило к берегу, где у мыса св. Петра их захватили испанские солдаты и отправили в миссию Сан-Педро. При этом они "многих изувечили обнаженными саблями, одному же кадьякскому островитянину по имени Чунагнак (в крещении Петр) разрубили голову, а, между тем, их собственность и все компанейские товары разграбили". С. И. Яновский писал: "Однажды я рассказал ему, как испанцы в Калифорнии захватили в плен наших 14 алеутов и иезуиты замучили одного алеута, принуждая их всех принять католическую веру, на что алеуты никак не соглашались, отвечая:

"Мы христиане, мы крещены" и показывали им кресты на шеях.

Но иезуиты возражали: "Нет, вы еретики, если не согласитесь принять католическую веру, то мы вас замучаем". И оставили их по двое в темнице до вечера, на размышление. Вечером пришли с фонарем и с зажженными свечами и начали опять убеждать их к принятию католической веры. Но алеуты, проникнутые благодатию, твердо и решительно отвечали: "Мы христиане, не переменим своей веры".

Тогда эти фанатики приступили их мучить - сперва одного, другой был свидетелем. Они сперва отрезали по одному суставу у пальцев на ногах, потом по другому - тот все терпел, только и говорил: "Я христианин и не изменю своей веры". Потом на руках отрезали по одному суставу у каждого пальца, потом по другому, потом отрубили ступни ног, потом кисти рук - кровь лилась, но мученик до конца терпел; неизменно одно твердил с такою верою, от истечения крови скончался.

Они и на другой день хотели было мучить и других, но в эту же ночь было получено из Монтерея повеление: чтобы всех, взятых в плен русских алеутов немедленно прислать под конвоем в Монтерей, а потому они утром, все, кроме скончавшегося, были отправлены. Это рассказал мне самовидец алеут, товарищ замученного, впоследствии бежавший из плена. Об этом я тогда же донес в Главное Правление в С. Петербурге.

Когда я окончил свой рассказ, то отец Герман спросил: "А как звали этого замученного алеута?" Я ответил: "Петр, а фамилии не припомню". Тогда он встал перед образом, благоговейно перекрестился и произнес эти слова: "Святой новомученик Петр, моли Бога о нас!".

Очевидцем этого события был кадьякский алеут по имени Иван Кееплий, также в некоторых источниках именуемый Кыхляй. Ему удалось бежать из испанского плена, и он был подобран русским судном РАК "Ильмена" с острова того же имени и доставлен в Форт Росс, откуда он вернулся в Ново-Архангельск в 1819 году.

Осенью 1819 г. экипажем американского судна, шедшего с Явы, была занесена в Ново-Архангельск, а затем и на Кадьяк эпидемия гриппа. Вероятно, экипажем судна "Eagle" под командованием Томаса Мика. От нее погибли в Гавани 51 человек.

Болезнь начиналась жаром, сильным насморком и удушьем и оканчивалась конвульсиями, после чего люди умирали. Эпидемия быстро распространялась по алеутским селениям. Смертность была так велика, что алеуты вымирали целыми семьями, тела умерших находились в домах по многу дней, так как их некому было хоронить. С. И. Яновский писал: "Я не могу представить себе ничего печальнее и ужаснее того зрелища, которым я поражен был, посетивши алеутский кажим. Это большой сарай, или казарма с нарами, в котором живут алеуты со своими семьями, в нем помещалось до ста человек. Здесь одни уже умерли, остыли и лежали подле живых, другие кончались; стон, вопль, раздирающий душу!

Я видел матерей уже умерших, по охладевшим грудям которых ползало голодное дитя, тщетно с воплем искавшее себе пищи... Кровью обливалось сердце от жалости! Кажется, если бы кто мог достойной кистью изобразить весь ужас этой печальной картины, то и в ожесточенной душе возбудил бы страх смерти".

Во время этой страшной эпидемии, продолжавшейся больше месяца, из всех русских, только один отец Герман неутомимо посещал больных: уговаривал их терпеть, молиться, приносить покаяние, и приготовлял умирающих к смерти.

Надо ли говорить, что оставшиеся в живых кадьякские алеуты еще больше полюбили отца Германа, который, рискуя собой, доказал им свою любовь во время постигшего их бедствия.

При расставании в декабре 1819 г. о. Герман сказал С. И. Яновскому, который был женат на дочери А. А. Баранова - Ирине: "Вы собираетесь в Россию, в Петербург - не везите туда жену вашу, которая здесь родилась, не видела большого света, ни его пленительной роскоши, ни его соблазнов и пороков, а лучше оставьте ее у вашей матери, в Малороссии, пока сами по делам поедете в Петербург".

С. И. Яновский дал слово, но не сдержал его. Яновские прибыли в Петербург в начале 1822 г., здесь они закружились в водовороте светской жизни, время летело незаметно, но через несколько месяцев Ирина стала утомляться от светского общества, от нескончаемой череды балов, приемов и званных обедов. Тогда С. И. Яновский вспомнил предостережение отца Германа, он отвез жену к своей матери в деревню, но было поздно, Ирина таяла, как свеча, от неизвестной болезни и в начале 1824 г. тихо скончалась. Позднее, вспоминая о беседах со старцем, С. И. Яновский говорил: "Что значит христианская любовь, не то что мирская! Чего он ожидал от меня, чего искал? - Только желал спасти овцу заблудшую!"

После смерти Ирины он женился вторично (в 1826 г.). От этого брака у него было четверо детей. В 1864 г. он ушел в монастырь, в Калуге. Принял схиму. Умер 6 января 1876 г. В конце 1819 г., у о. Германа возобновилась переписка с иноками Валаамского монастыря, он получил письмо от игумена Ионафана от 8-го ноября 1818 г., на которое в ответном письме от 13 декабря 1819 г. писал:

"... Мы не в морских волнах обуреваемся, но среди прелестного и многомятежного мира страждем и скитаемся, по Апостольскому слову, хотя и не имеем той благодати, какую имели Святые Апостолы, но сражение наше с тем же бесплотным началом, властям, к миродержателям тьмы века сего, к духовом злобы поднебесным, кои всех путешественников к небесному нашему отечеству стараются перехватить, и удержать, и не допустить, по слову святого Петра, зане оный супостат наш, диавол, яко лев, рыкая, ходит, ища, кого поглотить, в том случае мы, слабые и немощные, всеконечно имеем нужду искать помощь от ваших Святых молитв.

Не забудьте, вселюбезнейшие Наши Отцы, не забудьте нашу нищету помянуть пред всемогущим Небесным Царем, всех во святой вашей обители просим..." И далее - "А сами мы, Валаамские все, вам известные трое, живем не вместе: отец Афанасий - от церкви верст за сорок или более, на острове Афогнаке, который от Кадьяка отделяется узким проливом; отец Иоасаф, о коем вы упоминаете, бывший у вас послушником, в Гавани при церкви, в том домике, о котором я выше сего упомянул, для хранения библиотеки и ризницы, а в воскресные дни с некоторыми из школы мальчиками отправляет церковную службу.

А я от Гавани верст за десять, на особливом островке, имя ему Новый Валаам, близко подле меня самая маленькая речка, в ней летом довольно бывает рыбы. Живу один, только версты за две от меня семьи три американцев, они мне с великой любовью в нуждах помогают.

Отец Иоасаф часто ко мне ездит в кожаных американских лодочках, кои называются по здешнему Байдарками. Вместе у нас огороды, и во всем общество. Живущие подле меня американцы почитают за родных и во всем нам помогают".

Эта переписка продолжалась до 1823 года, после этого времени, из-за резкого ухудшения зрения, о. Герман уже больше не мог писать и, вероятно, читать. Ниже приводятся отрывки из еще одного письма отца Германа к С. И. Яновскому от 20 июня 1820 года.

"Ваше благородие, милостивый государь
Семен Иванович.

благосклонное, приятное и милостивое ваше писание с любопытными известиями и при нем посылку имел честь получить. Приношу всеусердную благодарность, а более платить нечем. Благодарю Всемогущего Бога, сохранившего ваше здравие, и от всех печальных приключений на земле и на море покрывающего, но того ненечетными мерами еще более путь истины показующего, по которому следуя - достигнем вечной радости, а тем исполняя долг нашего бытия, исполним волю нашего Творца, произведшего нас единственно на сей только конец... - и далее о жизни христианина - мои мнения, основанные на повелениях Священного Писания, жаждущему и ищущему вечного небесного своего отечества скажу:

Истинного христианина делают вера и любовь ко Христу, грехи наши нимало христианству не препятствуют, по слову самого Спасителя. Он изволил сказать - не праведныя пришел призвати, но грешныя спасти, радость бывает на небеси о едином грешнике кающемся более, нежели о девятидесяти праведниках, также и о блуднице, прикасающейся к ногам Его, к фарисею Симону изволил говорить - имеющему любовь многий долг прощается, а с не имеющего любви и малый взыскивается. Сими рассуждениями христианин должен приводить себя в надежду и радость и отнюдь не внимать наносимому отчаянию - тут нужен щит веры.

Грех любящему Бога, не что иное, как стрела от неприятеля в сражении, истинный христианин есть воин, продирающийся сквозь полки невидимого врага к небесному своему отечеству. По апостольскому слову, отечество наше на небесах, а о воине говорит - несть наша брань к плоти и крови, но к началам и ко властем.

Пустые века сего желания удаляют от отечества, любовь к ним и привычка одевают душу нашу как будто в гнусное платье, оно названо от апостолов - внешний человек. Мы, странствуя в путешествии сей жизни, призывая Бога в помощь, должны гнусности той совлекаться, а одеваться в новые желания, в новую любовь будущего века и через то узнавать наше к небесному отечеству или приближение или удаление.

Но скоро сего сделать не возможно, а должно следовать примеру больных, кои желая любезного здоровья, не оставляют изыскивать средств для излечения себя. Я говорю неясно, весьма тороплюсь, время не позволяет, но надеюсь, что вы сами остротою вашего разума и пламенеющим желанием к любезному небесному отечеству, не только себе, но и другим, можете открыть путь ко святой истине...

Слава судьбам святым милостивого Бога! Он непостижимым своим промыслом показал мне ныне новое явление, чего здесь на Кадьяке я, двадцать пять лет живши, не видал - ныне после Пасхи одна молодая женщина, не более двадцати лет, по-русски хорошо говорит умеющая, прежде совсем меня не знавшая, и никогда не видевшая, пришла ко мне и услыхала о воплощении сына Божия, и о вечной жизни, столько возгорела любовью ко Иисусу Христу, что никак не хочет от меня отойти. Но сильною просьбою убедила меня, против моей склонности и любви к уединению, несмотря ни на какие предлагаемые ей от меня препятствия и трудности, принять ее.

И более уже месяца у меня живет и не скучает, я с великим удивлением, смотря на нее, поминаю Спасителево - "что утаено от премудрых и разумных, то открыто младенцам". А на нее глядя, есть уже и другие охотницы, но затем только дело, нет у меня сил построить для них какое-нибудь особое жилище. Многие есть также охотники из молодых мужского пола, но нет места...".

Эту женщину звали Софья Власова, Ф. П. Врангель писал о ней: "Одна женщина, алеутка, жена промышленного русского, зашла однажды к Герману в хижину узнать от приехавшего из Нушагака человека о муже своем, который был туда угнан. Она должна была услышать маленькую проповедь от Германа, по привычке его никого не отпускать, не сказав несколько слов о религии, и слово его крепко врезалось в ее воображение. Она была распутного поведения и в первый раз почувствовала угрызение совести. Возвратившись домой, прежняя ее жизнь показалась ей несносною, она вскоре опять пошла к Герману и объявила решительное намерение остаться при нем и спасаться. Герман был уже стар (60 лет). Преодолев первый испуг от сего нечаянного события и помирясь с мыслью под старости жить с сей женщиной, он принял ее, устроив для нее впоследствии особый домик на морском берегу. София научилась читать и писать по-русски в один год. И говорила она хорошо по-русски. К сей-то женщине, Софии, пристали вскоре несколько сирот - девушек из алеуток и креолок; она под руководством Германа соделалась их наставницей, расширяя огородство и приучая их к трудолюбию. В 1831 г. я нашел огородство в цветущем состоянии, и девушки-сиротки по здоровому виду и открытыми веселыми чертами показывали, что они довольны своим состоянием...". Отец Герман пользовался у местных жителей непререкаемым авторитетом. Современник писал: "Алеуты обоего пола и дети часто приезжали к нему: за советами, с жалобами на притеснения, прося его защиты, и с разными своими нуждами, иногда они привозили ему рыбу и помогали в его работах. Он всегда им делал разбирательства - мирил их, помогал чем мог. В воскресные и праздничные дни, многие приезжали к нему для молитвы. О. Герман читал часы, Апостол, Евангелие, пел и поучал; детей наделял сухариками, или пек крендельки, дети его очень любили, да и он любил их...".

Также он разбирал их семейные ссоры. Если ему не удавалось помирить мужа с женой, то он разрешал им временно жить отдельно. Необходимость такой меры отец Герман объяснял так:

"Пусть лучше врозь живут, да не дерутся и не бранятся, а то, поверьте - страшно, если не развести - были примеры, что муж убивал жену, или жена изводила мужа". Ниже приводится письмо кадьякского алеута М. Говорухина, который просил у о. Германа разрешения на развод.

"Ваше Преподобие, Батюшко, Отец Герман.

В бытность мою в Павловской Гавани, по приезде из Константиновской крепости на байдарке, нарочно (я приезжал) за оставшейся моей законной женой, которую я уговаривал, чтобы ехать со мой в Нучек. Но она в том имела препятствие в желании моем, почему я сим вас уведомляю, может она в намерении своем возымеет перемену со временем, чтобы в таком случае, прошу вас дать ей позволение и приложить свое старание, для доставления при оказии ее ко мне. А когда же не пожелает, то прошу в таком случае не считать меня виновным, что я сам ее по воле оставил. А я, со своей стороны всегда желаю, чтобы она жила при мне и не беззаконно. А впрочем отдаюсь на волю вашего Духовенства.

Вашего Преподобия, Милостивого Государя, покорный
слуга быть имею, из американцев Макар Говорухин.

От 12 июля
1820 года
Павловская Гавань".

Также, как еще одно свидетельство любви местных жителей к отцу Герману, можно привести следующее письмо.

"Ваше преподобие, милостивейший Государь Отец Герман.

Вашего отеческого благословения дети Иван и Елена, припадая к стопам вашего преподобия, просим ва- шего заочного благословения и ваших святых молитв, за нас грешных.

А о себе вам донести имею, по отпуске сего, остаемся вашими молитвами живы и благополучны, а впредь уповаем на власть Божию и на ваши молитвы, просим вас и впредь своею отеческою милостию не оставлять во святых своих молитвах, дабы Господь управил житье наше по своей его благости, и своим писанием нас грешных не оставлять. Просим теперь не прогневляться - послать к вам нечего, судов никаких не бывало, только был один англичанин Мик, и нам знакомый и приятель. И у компании с ним заключен контракт, чтобы сюда он (на Кадьяк) всего нужного для компании доставил, и мы ему дали денег и записку, что нам нужно. Он возвратится обратно сюда из Кантона в марте месяце, а может и раньше. Еще здесь ожидают из Петербурга судно "Кутузов".

Если будем живы, то непременно вас возблагодарим, за сим писавшие до вас Иван и Елена Щукины нижайше и любезно кланяемся июня 21 числа 1821-го года" [48]. Часто навещал своего духовного отца и монах Иоасаф, а когда он тяжело заболел, то вообще переселился к отцу Герману на Еловый, где он и скончался в 1823 г. в возрасте 50 лет.

Через какое-то время появились у отца Германа и свои ученики, первым из них был сирота из креолов Герасим Иванович Зырянов, затем кадьякский алеут Игнатий Алиг-яга и другие. Потомки Игнатия до сих пор живут в Старой Гавани на Кадьяке. Как уже говорилось, ученики старца жили в доме для посетителей, который находился вблизи его кельи. На небольшом расстоянии от них на морском берегу стоял дом, в котором жила Софья Власова со своими воспитанницами, всего их было, в период между 1820 и 1824 гг. двенадцать сироток. Некоторые из них, не склонные к иноческому образу жизни, покидали Новый Валаам.

Кроме того, в шести верстах по берегу или в двух верстах по прямой от Нового Валаама находилось алеутское селение, в котором в 1819 г. проживало три семьи, а в дальнейшем пять семей кадьякских алеутов. Многие желали переселиться поближе к отцу Герману, на Еловый. Отец Герман учил своих воспитанников Закону Божиему и церковному пению. В часовне в воскресные и праздничные дни он собирал алеутов для молитвы. Здесь часы и молитвы читал его ученик Герасим, а сам старец читал Апостол, Евангелие и устно поучал алеутов, пели же девушки-сиротки и пели очень умилительно.

Кадьякские алеуты любили слушать наставления отца Германа и часто съезжались к нему с Кадьяка и других мест. Увлекательны были беседы старца, и с чудною силою действовали они на слушателей. Отец Герман был словоохотлив, говорил он умно, дельно и назидательно; больше всего о вечности, о спасении души, о будущей жизни, много рассказывал из Пролога, из житий святых.

Не только люди искали общения с отцом Германом, но и животные, они его абсолютно не боялись. Постоянно старец кормил птиц рыбой и они во множестве селились вблизи его келлии. Под келлией у него жил ручной горностай. Это очень осторожный зверек, всегда избегающий людей, а от старца он принимал пищу из рук. Также видели, как он кормил медведей и они не проявляли никакой агрессивности. Все живое от соприкосновения с старцем обретало мирный характер.

Полностью посвятив себя служению Господу, заботясь единственно о прославлении Его всесвятого имени, вдали от родины, среди многообразных скорбей и лишений, десятки лет проведя в высоких подвигах самоотвержения, - преподобный Герман сподобился многих сверхъестественных даров от Бога.

Водой, освященной в праздник Богоявления, он поил хворых, и это "лекарство" всегда приносило облегчение.

Однажды Софья со своими девушками хотела поехать на другой остров за морской капустой. Это было в воскресный день. Старец сказал им: "Не уезжайте вы сегодня, а завтра".

Они говорили между собой, что целую неделю не было хорошей погоды и будет ли завтра - один Бог знает. И они уехали без благословения старца. Когда они довольно далеко отъехали от берега, их байдарка наскочила на подводный камень, кожаная обшивка байдарки прорвалась, и одна из девушек утонула./

После возвращения, старец их призвал к себе и сказал: "Вот, что значит преслушание и прекословие!" Они упали на колени и просили прощения, старец их простил и сказал "Когда я утром выходил на берег морской, то на том самом месте видел человека, сидящего на камне и плещущего руками воду, и много безобразен был он собой".

Однажды на Еловом острове произошло наводнение. Жители в испуге прибежали к келье отца Германа. Он взял из дома своих учеников икону Божией Матери, вынес, поставил ее на морском берегу и стал молиться. После молитвы он сказал присутствующим: "Не бойтесь, далее этого места, где стоит святая икона, не пойдет вода". И наводнение тотчас прекратилось. Затем, обещая такую же помощь на будущее время - заступлением Пренепорочной Владычицы, поручил он своей ученице Софии, в случае наводнения, ставить икону на берегу.

Как-то случился на Еловом острове пожар. Отец Герман вместе со своим учеником Игнатием провел полосу на земле, убрал мох вдоль нее и сказал: "Будьте спокойны - огонь не пройдет этой черты!" На другой день, когда не было надежды на спасение, огонь под сильным напором ветра достиг проведенной старцем черты, пробежал вдоль нее и остановился, не коснувшись густого леса, находившегося за чертой.

В 1820 году Матвей Иванович Муравьев занял должность Главного Правителя Русской Америки. Он побывал на Кадьяке в 1818 году на шлюпе "Камчатка" под командой В. М. Головнина и был в числе тех офицеров, которые встретились с преп. Германом. По его письмам видно, что старец произвел на Муравьева большое впечатление. Так, 5 ноября 1820 года, два месяца после своего прибытия на Аляску, он писал преп. Герману: "Преподобный Отец!

Льщу себе надеждою, что я не изгладился еще из памяти вашей, ибо имел счастье в бытность мою на фрегате "Камчатке" в Павловской гавани получить ваше благословение. Тогда я не думал, чтобы судьба привела меня опять на дикие берега Америки и что несколько трудных годов этой жизни я должен буду прожить здесь. Но так случилось, и мне остается с верой в Бога, с надеждой на промысел и с любовью к людям исполнить мои обязанности. При самом приезде моем в Ситху, я встретил почти голод! И так батюшка вы... (пропуск в канцелярской копии письма), что мне не роковой путь предлежит, и для того-то я имею нужду и в советах, и в благословении вашем, и надеюсь, что вы не оставите меня ни тем ни другим, как предместника моего (Яновского, ред.) не оставляли.

Весною я непременно буду на Кадьяке, и тогда, достопочтенный отец, я надеюсь отдать вам Отчет в моих поспешениях и воспользоваться вашими советами. Теперь же поручаю себя в ваше благорасположение, прошу вас изъявить мое уважение всей братии, благословите мои починания во блаже и не оставьте вспомнить иногда в молитвах ваших, да умудрюсь мудростию мудрых... (неразборчиво) и укреплюсь силою... (одно слово неразборчиво), Остаюсь ваш, достопочтенный отец, ...и проч."

Муравьеве всячески поддерживал преп. Германа. Так, например, он собрал в помощь сиротам пожертвования в Ситке. Сохранилось следующее его письмо также от 5 ноября 1820 года:

"Преподобный Отец Герман!

Прошлого года была у вас на Кадьяке зараза. благодарение Господа она прекратилась; последствия ее еще существуют. Много бедных сирот осталось <и по... (неразборчиво) от Бога, и добрых людей... (неразборчиво) помощи, судьбы вышняго... (неразборчиво) Бог не оставит их, и добрые люди вспомнили, здесь по добровольной подписке собрали некоторую сумму, на которую купили Посылаю к вам при сем вещи, прошу вас, располагайте ими по вашей совести и доброму сердцу; помогите бедным, которые мне самому так неизвестны, как вам, и вы никому не дадите в том отчета, кроме Бога и вашей совести; а нас не оставьте вашим благословением, Преподобный Отец

Остаюсь ваш покорный слуга".

Следует список вещей: 3 куска сукна серого солдатского, 3 ту..того тику, 1 равендуку, 259 1.2 а(ршина) холста, 1000 игол.

Между тем, вскоре, в 1823 году, прибыл на Аляску священник Фрументий Мордовский. В 1824 году о. Фрументий был назначен на Кадьяк, где он начал действовать самовольно, как глава местной церкви. Это означало, что миссионеры, т.е. отцы Афанасий и Герман должны были ему подчиниться. В апреле 1824 году Мордовский потребовал, чтобы управляющий местной конторой, С. Я. Никифоров, сопровождал его на Еловый остров, где Мордовский произвел унизительный для преподобного обыск его келлии. Он оценил все имущество, включая часовню, в 8000 рублей. В эту сумму входили деньги, около 1500 рублей в монетах и ассигнациях. Эти деньги преподобный хранил для постройки новой церкви на Кадьяке, которая к тому времени совсем обветшала. Во время обыска, промышленный Пономарьков, как рассказывали позже, стал топором выворачивать доски пола. Глядя на него, отец Герман сказал: "Друг мой, напрасно ты взял топор - это орудие лишит тебя жизни!"

Вскоре Пономарьков был отправлен в Никола- евский редут на Кенайском полуострове, там ему, спящему, индейцы отрубили голову топором.

Отец Фрументий Мордовский приказал преп. Герману покинуть Еловый остров и забрал его с собой в Павловскую Гавань.

Когда известия об обыске, описании имущества и перемещении преподобного в Гавань дошли до Муравьева, он немедленно приказал управляющему конторой Никифорову эти бесчинства прекратить и Мордовского обуздать. Он также начал расследование. От Мордовского были потребованы доказательства, что он действовал по благословению церковной власти. Считая, что Мордовский никаких полномочий по отношению к миссионерам не имел, Муравьев просил Главное Управление РАК навести справки в Синоде. Управляющему Никифорову было дано распоряжение впредь Мордовскому не попускать вмешиваться в дела старцев.

В 1825 году Мордовский без ведома церковных властей отправил в Ситку иеромонаха Афанасия. Муравьев считал это полным самоуправством, но дело уже было сделано. Оттуда Муравьев отправил о. Афанасия в Россию. Добравшись до Охотска, о. Афанасий выехал в Иркутск, куда прибыл "больной телом и духом". Здесь он заявил, что хочет открыть нечто секретное членам Святейшего Синода. Его вызвали в Петербург, где он объявил, что за последние 25 лет численность населения острова Кадьяка сократилась с семи до четырех тысяч человек из за того, что "Российско-Американская компания, производя около Кадьяка и в других местах Америки звериные и другие промыслы, посылает для того в отдаленные места рабочих людей христианского вероисповедания лет на десять и более. В продолжение столь значительного времени люди бывают разлучены с женами и детьми своими, а не имея при себе священников, лишаются всякого назидания в вере".

Отцу Афанасию назначили пенсию в 200 рублей в год и определили в Валаамский монастырь, где он и скончался в 1831 году.

По инициативе Муравьева, отца Мордовского убрали, но из-за сложности сообщения и длинного разбирательства, он был выслан из Аляски уже при Врангеле, в 1830-х годах. Много горестей и искушений старец потерпел и от бесов. Однажды его ученик Герасим вошел в келлию старца без обычной молитвы, на все свои вопросы к отцу Герману он не получил никакого ответа. На следующий день он спросил старца о причине вчерашнего молчания. Отец Герман ответил: "Когда я пришел на этот остров и поселился в этой пустыне, много раз бесы приходили ко мне, как будто бы для надобностей, и в виде человеческом, и в виде зверей - и я много потерпел от них разных скорбей и искушений, поэтому теперь и не говорю с тем, кто войдет ко мне без молитвы".

В 1830 г. правителем Кадьякской конторы РАК стал "купеческий сын" Василий Иванович Кашеваров. У отца Германа установились с ним близкие отношения. В. И. Кашеваров часто навещал старца на Еловом, а иногда и отец Герман ездил к нему на Кадьяк.

В. И. Кашеваров был, хотя и справедливый, но очень строгий начальник, случалось, что он довольно сурово наказывал провинившихся и только отец Герман мог защитить виновных. Он часто уговаривал В. И. Кашеварова простить провинившихся, говоря, что и он будет прощен в лучшей жизни.

В том же 1830 г. новым Главным Правителем в Русской Америке стал капитан первого ранга барон Ф. П. Врангель. С ним отец Герман встречался дважды в 1831 и 1834 годах.

Ф. П. Врангель писал: "Отец Герман ортодокс в своей вере, к которой он предан без всякого обмана и лжи. Будучи одарен быстрым умом и твердой памятью, мысли его, так сказать, беспрестанно разгуливаются по Библии, Священной Истории и Епитимии, что он знает почти наизусть. И хотя он уже более 10 лет как от слабого зрения не пишет и не читает, но в упомянутых писаниях память его находит богатый источник для рассуждений и разговора, который у него никогда не истощается и разливается быстрою речью, при всей его старости. По наружности он киник, не печется не только о чистом платье или белье, но даже не умывается. Он нрава веселого, любит смешному посмеяться, принимает участие во всех мирских событиях, особенно исторических. Однако ж о сих предметах разговаривает недолго и, наконец, перейдет непременно к своему предмету - к религии. Он обрел на Еловом острове уединение и безмятежную жизнь, за которой гнался всю свою жизнь, однако же должен был прежде, на Кадьяке, выдержать и перенести столкновение с людьми, какие, по всей вероятности, ему никогда бы не встретились в России...".

В одно из своих посещений Елового острова Врангель написал, под диктовку преп. Германа, завещание, которое было переслано в Главное Правление РАК в Петербурге. Тогда же он попросил Врангеля прислать ему из России икону Сретения Господня. Врангель исполнил эту просьбу. Икона в серебренном окладе была доставлена в Ситку, и оттуда новый Главный Правитель Купреянов (1835-1840), незадолго до смерти старца, переслал ее на Новый Валаам.

Преп. Герман также просил Врангеля о помощи вдове Баранова, Кадьякской алеутке Анне Григорьевне Разказчиковой, которая снова поселилась на Еловом и пребывала в большой нужде. Врангель исполнил и эту просьбу.

Новый правитель Куприанов относился к святому старцу с большим уважением. Он посетил Кадьяк и Еловый летом 1836 года. По его распоряжению, в соответствии с просьбой отца Германа, бывший промышленник немецкого происхождения, по фамилии Рюппе, был назначен на Новый Валаам в помощь преподобному. Много лет спустя, в начале 20-го века, "Старик Руппе" (сам Рюппе или его сын, не известно) жил один на Еловом острове бережно ухаживая за могилой преподобного Германа.

О благоговейном отношении Куприанова к отцу Герману свидетельствуют два сохранившихся его письма к старцу.

"Благочестивый Отец Герман!

Не имея удовольствия знать вас лично, исполненный совершенным уважением к долговременной, полезной и Богоугодной жизни вашей в Колониях, долгом себе поставляю свидетельствовать вам сие и прошу Бога о продолжении дней ваших, а вас не забывать в молитвах ваших и меня, дабы благословил Господь и направил занятия мои для блага Колоний. Равно рекомендую вам жену мою, Юлию Ивановну и новорожденного у нас сына Якова. Весьма желаю и вскоре надеюсь увидеть вас лично, принять благословение ваше. Не откажите мне, святой Отец, в случае какой-нибудь надобности откровенно написать ко мне о чем вздумаете и будьте уверены в чистосердечии моем равно как и в совершенном к вам почтении, коим навсегда пребываю, благочестивый Отец!

Вашим покорным слугою, Иван Купреянов.

3 марта 1836 г.".

"Благочестивый Отец Герман!

В бытность предместника моего, барона Фердинанда Петровича Врангеля в 1834-м году на Кадьяке, вы просили его о присылке из России для вашей часовни на Новом Валааме образа во имя Сретения Господня и вместе с сим и о вспомоществовании проживающей под призрением вашим Алеутке Анне, жившей некогда долгое время у бывшего Главного Правителя Баранова и матери его детей. Спешу вас уведомить, благочестивый отец что Главное Компании Правление в ответ на такое представление моего предместника, от 12-го марта сего года, меня извещает, что оно, по желанию вашему, ныне же высылает к вам через Ново-Архангельскую Контору просимый образ в серебренном окладе, а насчет упоминаемой Алеутки Анны, по сношению с бывшим Главным Правителем Капитаном 2-го ранга Яновским, распорядилось таким образом, чтобы Ново-Архангельская Контора ежегодно переводила на Кадьякскую для той Алеутки Анны или посылала бы прямо в Кадьяк на ее имя покупные на сии деньги из Ситхинских Магазинов нужные ей вещи и припасы; о чем и дано от меня надлежащее приказание.

Извещая вас о сем, нужным считаю присовокупить, что я приказал Правителю Кадьякской Конторы Г-ну Кашеварову отрядить к вам человека, о коем вы меня лично просили нынешнего лета, мне помнится, о Рюппе, когда наберется на Еловом острове предполагаемое мною число воспитанниц.

О состоянии здоровья вашего я слышал, к сожалению, что оно не лучше как я виделся с вами; мне приятно бы слышать о восстановлении ваших сил.

Желание вам здоровья и долгоденства есть общее моего семейства. Пребываю навсегда с совершенным к вам высокопочитанием.

благочестивый Отец, Вашим покорным слугою

Иван Купреянов".

"Благочестивому
Отцу Герману.

(16 Октября 1836 г.)

Отец Герман обладал даром прозорливости и мог предсказывать будущее. Так, во время встречи с Ф. П. Врангелем в 1834 г. последний писал под диктовку старца письмо, так как сам отец Герман уже писать не мог. Когда письмо было написано и прочитано, отец Герман поздравил барона с чином адмирала, который он должен был получить в скором времени. В октябре 1835 г. Ф. П. Врангель передал дела новому Главному Правителю и выехал в Россию, в Петербург, куда он прибыл в июне 1836 г., а уже в июле получил чин контр-адмирала.

Креол К. Ларионов, вспоминая об этом случае в 1867 г., писал: "Когда же г. Врангель выехал в С.-Петербург, то сие предсказание сбылось! Может быть, сей добряк еще здравствует и не забыл бывшее".

Вероятно, в 1835 г. отец Герман полностью ослеп. В последние годы своей жизни он вел очень сокровенную и уединенную жизнь. К себе в келлию он никого не пускал и выходил из нее очень редко. Все свое время отец Герман посвящал подвигам молитвы, поста и самоотвержения.

УПОКОЕНИЕ ПРЕПОДОБНОГО ГЕРМАНА

Незадолго до своей смерти старец сказал своим ученикам: "Когда я умру, вы похороните меня рядом с о. Иоасафом. Убейте немедленно моего быка, он мне довольно послужил. Похороните же вы меня одни и не сказывайте о моей смерти в Гавань, гаваньские не увидят моего лица. За священником не посылайте и не дожидайтесь его - не дождетесь! Тела моего не обмывайте, положите его на доску, сложите на груди руки, закутайте меня в мантию и ее воскрилиями покройте мое лицо и клобуком голову. Если кто пожелает проститься со мной, пусть целует крест, лица моего никому не показывайте. Опустив в землю, покройте меня бывшим моим одеялом" [59]. Как уже упоминалось под одеялом подразумевалась доска, под которой спал старец.

Когда отец Герман почувствовал, что приближается время его упокоения, он приказал своему ученику Герасиму зажечь свечи перед иконами и читать Деяния Святых Апостолов. Через какое-то время лицо его просияло и он громко произнес: "Слава Тебе, Господи!" Приказал прекратить чтение и объявил, что Господу угодно еще на неделю продлить его жизнь.

Через неделю опять были зажжены свечи и тот же Герасим читал Деяния Святых Апостолов. Тихо преклонил старец свою голову, келья наполнилась благоуханием и отца Германа не стало. Так блаженно почил он сном праведника на 81 году жизни, 13 декабря 1836 года.

В этот же вечер жители селения Катани, которое находилось на острове Афогнак, видели над Еловым необыкновенно светлый столб, который шел от земли к небу. Пораженные чудесным явлением, креол Герасим Вологдин и его жена Анна сказали: "Видно, отец Герман оставил нас" и стали молиться. Также этот светлый столб видела кадьякская алеутка Анна Нацмышкнак. К. Ларионов писал об этом в 1867 году: "О сем я слыхал от многих людей, которые видели с разных мест, другие видели на море, едучи на байдарках".

По какой-то причине ученики старца не убили сразу же его быка. Бык затосковал и на следующий день с разбегу стукнулся лбом о дерево и упал замертво. Несмотря на предсмертную волю отца Германа, его ученики не решились на похороны без того, чтобы не сообщить об этом начальству в селение Павловская Гавань. Ученик, посланный с печальной вестью на Кадьяк, сообщил, что правитель Кадьякской конторы РАК В. И. Кашеваров запретил хоронить старца до своего приезда. Он приказал сделать для усопшего лучший гроб и сам с местным священником о. Алексеем (Соколовым) собирался немедленно привезти его на Еловый.

Но такие распоряжения были против воли почившего и вот подул страшный ветер, полил дождь и началась ужасная буря. Несмотря на то, что переезд из Павловской Гавани до острова Елового занимал всего два часа, никто не решался пуститься в море в такую погоду. Буря продолжалась целый месяц, и все это время тело отца Германа лежало в теплом доме, но от него не было ни малейшего запаха и лицо почившего оставалось таким же, как было при жизни.

Наконец, через месяц, опытный промышленник Козьма Училищев смог доставить гроб из Павловской Гавани. Он был единственным человеком, приехавшим с Кадьяка, и жители Елового одни предали земле останки старца. Так исполнилось последнее желание отца Германа. После погребения преподобного ветер тот час же стих и поверхность моря сделалась гладкой как зеркало.

Похоронив старца, его ученики поставили над могилой деревянный памятник. В середине шестидесятых годов XIX века могилу отца Германа посетил кадьякский священник Петр Кашеваров. Он писал: "Я сам видел его (деревянный памятник) и теперь могу сказать, что он нисколько не тронут временем и как будто бы сего дня сколочен" [61]. Видел его также в 1896 году тогда еще иеромонах Анатолий (Каменский), который окончил жизнь как архиепископ Иркутский в 1929 году в застенках ГПУ. Архимандрит Гера-сим (Шмальц) видел этот же памятник при своем первом посещении Елового острова в 1927 году.

Со смертью старца дикие звери и птицы перестали селиться у его келлии, и даже огород отца Германа перестал давать прежний урожай.

После смерти старца стали сбываться одно за другим его пророчества. Так, он говорил: "После смерти моей будет повальная болезнь, и умрет от нее много людей, и русские соединят алеутов".

И действительно, зимой 1835 года в столице Русской Америки, городе Ново-Архангельске, на острове Ситха, началась эпидемия оспы. Она распространялась с юга на север среди населения тихоокеанского побережья Северной Америки. В Ново-Архангельске всему населению были сделаны прививки, однако индейцы ближайшего к городу Ситкинского селения от прививок отказались. В Ново-Архангельске от оспы умерло лишь несколько человек, в то время как в индейском селении погибла половина его населения - около 350 человек.

Оспа появилась на Кадьяке в июне 1837 года, когда там уже свирепствовала эпидемия гриппа. Эпидемии кончились в январе 1838 года. Всего на Кадьякском архипелаге от них погибло 738 человек, несмотря на то, что РАК пыталась спасти людей прививками от оспы. Эта смертность представляла очень большой процент общего числа алеутского населения, которое до распространения оспы насчитывало (в 1830 году) 2501 на островах Кадьякского архипелага, не считая тех алеутов, которые жили в разных поселениях РАК от Калифорнии до Курильских островов.

В мае 1840 г. новым Главным Правителем в Русской Америке стал А. К. Этолин. По его приказу, в течение 1840-1842 годов, все местное население Кадьяка и ближайших островов было объединено в семь селений: Трех Святителей, Афогнакское, Карлукское, Орловское, Чиниатское на острове Лесном, Катмайское и Укамак на острове того же имени.

Когда в 1836 г. у правителя Кадьякской конторы В. И. Кашеварова родился сын, то, принимая от купели младенца, отец Герман сказал ему: "Жаль мне тебя, любезный кум, жаль - смена тебе будет неприятна". В 1838 г. В. И. Кашеваров был обвинен в финансовых злоупотреблениях и при смене, связанным был отправлен в Ново-Архангельск.

Часто отец Герман говорил, что скоро в Америке будет свой архиерей, тогда как об этом никто и не думал. Да и всего на Аляске в 30-е годы XIX века было только четыре священника: по одному в Ново-Архангельске, на о. Кадьяке, на о. Уналашка, на о. Атха и один монах - сам о. Герман на о. Еловом. Ясно, что в то время не было никакой надежды, что вскоре в Америке появится свой архиерей. Но прошло лишь несколько лет, и в 1840 году, по воле Божией, была образована Камчатская, Курильская и Алеутская епархия, главой которой стал епископ Иннокентий (Вениаминов), в миру иерей Иоанн, ранее служивший на острове Уналашка.

Однажды отец Герман сказал своему ученику кадьякскому алеуту Игнатию Алигьяге: "Пройдет тридцать лет после моей смерти, все живущие теперь на Еловом острове перемрут, ты останешься жить один и будешь стар и беден, и тогда вспомнят меня". Игнатий писал: "Удивительно, как подобный нам человек мог все это знать вперед за такое долгое время! Впрочем нет! Он не простой человек! Он мысли наши видел и невольно доводил до того, что мы их ему открывали и получали наставления!"

Это предсказание, как и многие другие, в точности сбылось. Вновь отца Германа вспомнили в Валаамском монастыре в 1864 году. Тогда Валаам посетил богомолец Григорий Лазарев, он более пяти лет прожил в Америке. Г. Лазарев передал настоятелю монастыря, игумену Дамаскину те сведения о старце, которые он сам слышал от его ближайшего ученика, креола Г. И. Зырянова.

Желая подтвердить полученные сведения, а также узнать подробности о жизни отца Германа, игумен Дамаскин в том же 1864 г. обратился с письмами к креолу Г. И. Зырянову, к викарию Камчатской епархии преосвященному Петру (Екатериновскому) и к архиепископу Камчатскому и Алеутскому Иннокентию (Вениаминову).

В частности, в письме к архиепископу Иннокентию он писал: "Между прочими сведениями есть одно, касающееся особы Вашего Высокопреосвященства, будто бы переданное собственно Вами. Оно следующее: сильная буря... носила Вас по волнам в виду о. Елового. Все были в отчаянии... внутренне Вы просили о. Германа спасти Вас от потопления. Вдруг сделался попутный ветер, переменившийся опять в прежний по входе Вашем в гавань...".

В 1865 г. игумен Дамаскин получил письмо из города Калуги от бывшего правителя Русской Америки С. И. Яновского. Он писал, что лично знал "бывшего монаха Валаамского монастыря о. Германа, почтенного святого мужа, великого подвижника". И сообщал, что у него имеются два письма "как драгоценность от святого старца, бывшего моего наставника, которого память для меня священна". Завязалась переписка, С. И. Яновский передал в монастырь два письма отца Германа, а также сообщил ряд интересных сведений о нем. О себе он писал: "Я болезненный старец, 77 годов, стою на краю могилы - и почему знать, может быть, Господь и жизнь мою длит, чтобы передать сведения о жизни старца".

Со слов Яновского известно, как самоотверженно ухаживал преп. Герман за больными и страждущими во время эпидемии, завезенной американским судном с острова Ява сперва на Ситку, а оттуда попавшей на Кадьяк. Сам Яновский тоже заболел, и преп. Герман всякий день приходил и вел с болевшим офицером долгие беседы. Эти беседы отвратили Яновского от вольтерьянского образа мыслей и привели к Господу. Как писал сам Яновский, "Такими постоянными беседами и молитвами святого старца Господь совершенно обратил меня на путь истинный и я сделался настоящим христианином". В 1865 г. Яновский принял постриг под именем Сергия в Калужской Тихоновой пустыни. В 1867 г. на Валааме были получены ответы на письма к епископу Петру и архиепископу Иннокентию, от креола Г. И. Зырянова ответ не пришел. Скончался Герасим Зырянов 20 августа 1869 года.

Архиепископ Иннокентий писал: "Действительно было, что мы в 1842 году, плывя в Кадьяк, долго были в море и находились в крайности, так что у нас на 52 пассажира оставалось менее полубочки воды. И перед входом в Кадьякскую гавань нас встретил противный ветер, который дул ровно трое суток. В это время судно наше ходило взад-вперед, или, по-морскому, лавировало от южного мыса Кадьяка до Елового острова, где жил и скончался о. Герман. На третий день к вечеру, когда судно наше опять подошло к Еловому острову (может 20-й или 30-й раз), я, глядя на оный, сказал в уме своем: "Если ты, отец Герман, угодил Господу, то пусть переменится ветер". И точно, не прошло, кажется, и четверти часа, как ветер сделался попутный и мы в тот же вечер вошли в залив и стали на якорь".

Что касается епископа Петра, то получив письмо с Валаама, он поручил кадьякскому священнику Петру Кашеварову и одному из наиболее образованных местных жителей - креолу Константину Ларионову собрать сведения о жизни отца Германа. Они собрали все, что знали сами и что слышали от других. Ряд интересных сведений о старце предоставил К. Ларионову ученик старца, кадьякский алеут Игнатий Алиг-яга. Причем, сообщая об отдельных чудесах старца, К. Ларионов приводит имена свидетелей, так, он пишет, что о чуде прекращения старцем наводнения свидетельствовали: Пелагея Степанова, Петр Гаврилов, Василий и Ирина Гагарины. Также и в других случаях упоминает фамилии свидетелей.

Так, по воле Божией, на Валааме были собраны вполне достоверные сведения о жизни отца Германа. Из этих сведений было составлено его жизнеописание, оно было зачитано перед братией 13 декабря 1867 г., в день памяти отца Германа. То есть, почти через тридцать лет после его смерти, чем в точности исполнилось пророчество старца. Уже в 1868 г. это жизнеописание было опубликовано.

Несмотря на то, что многие предсказания отца Германа исполнились вскоре после его кончины, были и такие, которые осуществились лишь в наше время. Так он говорил своим ученикам: "Хотя и много лет пройдет после моей смерти, но меня не забудут, и место жительства моего не будет пусто: подобный мне монах, убегающий славы человеческой, придет и будет жить на Еловом, - и Еловый не будет без людей!"

Беседуя с мальчиком Константином Ларионовым, которому было тогда двенадцать лет, отец Герман сказал:

- Миленький, как думаешь, строемая часовня будет ли оставлена втуне?

Мальчик ответил:

- Батюшка, не знаю.

Старец же, немного помолчав, сказал:

- Дитя мое, помни, на этом месте со временем будет монастырь.

К. Ларионов писал в 1867 году: "Не знаю и до сих пор, для чего... удостоил меня таким предсказанием, или предвидел, что во время свое, хотя я и недостоин, я буду передателем слова его".

Все в этом предсказании поражает, ведь оно было сказано еще при жизни старца, а впервые напечатано в 1868 году - на следующий год после продажи Аляски. К этому времени большая часть русского населения покинула Аляску, православные храмы приходили в упадок, количество священнослужителей исчислялось единицами. Кто мог предполагать тогда, что здесь, на территории чужого государства, может поселиться монах?