Милость, милосердие, — это свойство Божественной любви и одно из самых благородных чувств человека. Быть милостивым — значит быть подобным Богу, ибо Он, по свидетельству 102-го псалма — щедр и милocтuв... долготерпелив и многомилостив. О том же говорит Иисус Христос в Своей Нагорной проповеди, записанной в 6-ой главе Евангелия от Луки:

...Любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего, ибо Он благ и к неблагодарным и злым. Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд (Лк. 6: 27-36).

Быть милостивым — не значит оправдывать ложь и грех, или быть терпимым к глупостям и злу, или проходить мимо несправедливости и беззакония; быть милостивым — значит иметь сострадание к заблудшим и жалость к плененным грехом. Прощать делающим неправду, которые не только другим причиняют зло, но, в первую очередь, разрушают самих себя, свою собственную человеческую природу.

Все люди грешны перед Богом и виноваты друг перед другом, а потому заслуживают всяческого осуждения. Но по бесконечному Своему милосердию, Господь прощает и милует кающихся беззаконников (вспомним притчу о блудном сыне). Если мы окажем милость друг другу, тогда и мы будем помилованы Богом. Милостивые могут с полной ответственностью произнести слова из молитвы «Отче наш»: ...прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим (Мф. 6: 12).

Св.прав.о.Иоанн Кронштадтский пишет: «За милость к братии сам получишь милость от Бога; за милость временную — милость вечную, за милость малую — милость бесконечно великую; ибо удостоишься не только помилования от вечного за грехи осуждения на суде Божием, но и получишь вечное блаженство» («Полн.собр.соч.» прот. Иоанна Сергиева, т. 1, стр. 189).

Священное Писание изобилует изречениями о необходимости милости, милосердия в духовной жизни человека. Суд без милости не оказавшему милости; милость превозносится над судом (Иак. 2: 13), — читаем мы у апостола Иакова. Апостол любви Иоанн Богослов в первом своем послании поучает нас: Кто имеет достаток в мире (богатство), но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце своё, — как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! станем любить не словом или языком, но делом и истиною (1 Ин. 3: 17-18). А ап. Павел наставляет таким образом: Не забывайте также благотворения и общительности, ибо таковые жертвы благоугодны Богу (Евр. 13: 16).

И в Ветхом Завете мы встречаем многочисленные упоминания о важности милосердия. Блажен, кто помышляет о бедном (и нищем)! В день бедствия избавит его Господь (Пс. 40: 2), — восклицает псалмопевец. У мудрого Сираха мы узнаём, что милостыня очищает грехи (Сир. 3: 30), а из книги Товита узнаем, что милостыня избавляет от смерти (Тов. 12: 9).

Но, пожалуй, самое яркое место в Священном Писании, посвященное нашей теме — это беседа Иисуса Христа о Страшном Суде. В ней Христос ясно указывает на то, что именно прежде всего на этом Суде с нас спросится. Все наши земные достижения на этом Суде будут не в счёт, ибо основной вопрос, который будет задан каждому: как послужили мы ближнему своему. Христос перечисляет шесть главных видов помощи, которые можно оказать ближнему. Отождествляя Себя в своей любви, снисхождении и милосердии с каждым бедняком и нуждающимся в помощи, Спаситель говорит: алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы npиняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне (Мф.25: 35- 36).

Дело милосердия к страждущим и нуждающимся в нашей помощи выше даже поста. Церковь потому и читает беседу Христа о Страшном Суде накануне Великого Поста, дабы верующие поняли, что самое главное в подвиге поста — это милость, милосердие к обездоленным. Я милости хочу, а не жертвы, — говорит Бог устами пророка Осии (Ос.6: 6).

В Четьи-Минеи, в житии преп. Досифея (19 февраля), мы встречаем хорошую иллюстрацию этой истины.

«Преп. Досифей, умирая, был напутствован добрым словом своего настоятеля: чадо, иди с миром ко Господу, и молись за нас у престола Его! Братия монастыря, в котором подвизался Досифей, соблазнились этим напутственным словом настоятеля, ибо знали, что Досифей не отличался ни постничеством, ни молитвенным бдением, часто опаздывал приходить на всенощные бдения, а иногда и вовсе не приходил. Узнал об этом соблазне настоятель, и однажды, при общем собрании братии, предложил им следующие вопросы: когда колокольный звон призывает меня в храм Божий, а у меня на попечении страждущий брат: что мне делать тогда? Оставить ли недугующего и спешить в церковь, или остаться в келии и утешать брата? Отвечали: в таком случае помощь страждущему брату Господь примет за истинное богослужение. — Но когда мои силы ослабеют от постничества и я не могу, как должно, служить страждущим, должно ли мне подкрепиться пищей, чтобы неусыпнее смотреть за больными, или продолжать пост, хотя бы через это потерпели больные? — Чрезмерный пост в таком случае не столько был бы приятен Богу, сколько заботливое попечение о нуждах болящего собрата, отвечали иноки. — Вы рассуждаете правильно, сказал им настоятель, для чего же тогда осуждаете Досифея, который, по возложенной на него обязанности — ухаживать за больными, не всегда приходил к церковному богослужению, не всегда постился, как другие? Между тем вы сами были свидетелями, с каким усредием, с какой неусыпностью он прислуживал больным; с какой любовью он исполнял их требования, часто прихотливые! и кто из вас скажет, чтобы когда-либо слышал от него ропот на труды и усталость! Таково было богослужение Досифея; и Господь приемлет его, как верного и усердного Своего почитателя: ибо в лице страждущих братии он служил самому Господу».

Чем более человек упражняется в милосердии и любит людей, тем более приближается к Богу, и чем более человек сердцем чувствует личное Божество, тем более он любит людей. Преп. авва Дорофей это объясняет так: «Представьте себе круг, середину его — центр и из центра исходящие радиусы — лучи. Эти радиусы, чем дальше идут от центра, тем больше расходятся и удаляются друг от друга; напротив, чем ближе подходят к центру, тем больше сближаются между собой. Положите теперь, что круг есть мир. Самая середина круга — Бог, а прямые линии (радиусы), идущие от центра к окружности или от окружности к центру, суть пути жизни людей. И тут то же: насколько святые входят внутрь круга к середине оного, желая приблизиться к Богу, настолько по мере вхождения они становятся ближе к Богу и друг к другу... в той же мере удаляются друг от друга, и сколько удаляются друг от друга, столько удаляются от Бога. Таково и свойство любви» («Христианская жизнь по Добротолюбию", стр. 24).

Церковь призвана служить, в первую очередь, нуждающимся и обездоленным. Место Церкви — среди голодных, больных и отверженных, а не среди самодовольных и благополучных. Восточно-христианское сознание превыше всего ставило образ Христа униженного и отверженного — Церковь видела Его царственное достоинство сквозь рубище добровольно Им принятой на Себя нищеты. Церковь всегда признавала нравственной обязанностью каждого христианина заботиться о тех, которые терпят нужду и всегда обличала тех, кто оставался равнодушным перед лицом нужды и страданий других людей.

У Отцов Церкви не умолкает призыв и даже властное требование — накормить голодного, помочь больному и лишенному крова. Человек, согласно учению Василия Великого, может осуществить волю Божию о себе только в том случае, если он не отделяет своей судьбы от судьбы других людей. Всякое безразличие к судьбе других людей, всякий индивидуализм были для Василия Великого не только глубоко порочными, но и саморазрушительными по своей природе.

С еще большей силой, чем у Василия Великого, тема милосердия звучит у его младшего современника — знаменитого константинопольского епископа Иоанна Златоуста. Обратимся к его творениям:

«Милостыня — сердце добродетели... Царица добродетелей, которая быстро возводит людей на самую высоту небес, лучший из адвокатов ...Девство, пост, лежание на голой земле важны только для того, кто предаётся им, и никого другого не спасает, милостыня распространяется на всех и объемлет члены Христовы» (6 слово на Тита, 2). «Творить милостыню — дело более великое, чем чудеса. Накормить голодного Христа — дело более великое, чем воскресить мертвого во имя Христово. В первом случае ты являешься благодетелем Христа; во втором Он — твоим... Когда ты творишь чудеса, ты должник Божий, когда милостыню, — Бог твой должник».

Святитель Иоанн Златоуст был глубоко убежден в том, что социальное зло коренится в жажде человека к накоплению богатства и в желании использовать это богатство только для собственной пользы. Существует лишь один законный Владелец всех земных благ и сокровищ, говорит Иоанн Златоуст, всемогущий Бог. Люди же — всего лишь служители этого единственного, истинного Хозяина и это обязывает их распоряжаться Божиим достоянием в соответствии с Его волей. Блага земли предназначаются, по убеждению Иоанна Златоуста, в первую очередь для нуждающихся, больных, сирот. Он понимает имущество исключительно функционально — имущество оправдывается только правильным использованием его.

В тех, кто терпит нужду и ждёт помощи, продолжает страдать Сам Христос, муки людей — это Его длящаяся агония. В стонах страдающих от нужды Златоуст призывает услышать голос Самого распятого Спасителя. Нравственное рвение святого Иоанна Златоуста, его страстный призыв к осуществлению социальной справедливости укоренены в его понимании Церкви, как живого Тела Самого Христа.

Древняя Русь в значительной мере жила по этому святому идеалу, почему и называлась «святой». Св. равноапостольный князь Владимир, при котором Русь просветилась светом христианской веры, был образцом милосердия в древней Руси. Давши десятину на содержание церкви, он вместе с тем издал указ, чтобы при церквах содержались калеки, нищие, странники, чтобы были богадельни, больницы. В своем доме в праздничные дни он устраивал обеды для духовенства, бояр и бедных; в особенно торжественные дни, как например, при освящении храмов, князь раздавал бедным много денег; нищие и убогие могли свободно приходить на княжеский двор и брать себе пищу и питие. Мало того, для немощных и больных, которые не могли дойти до его двора, князь Владимир велел устроить особые повозки, накладывать в них хлеб, мясо и другие припасы, и оделял ими тех, которые не могли сами прийти на княжеский двор.

Еще одно дело милосердия князя Владимира, которое нужно упомянуть: во времена язычества, как известно, было тяжелое рабство. В язычестве обыкновенно захватывали людей во время войны, сильные и богатые порабощали слабых и бедных, и потом продавали их в рабство. Равноапостольный князь Владимир не только не допускал этого, но сам выкупал пленных и отпускал их на волю.

На главное в христианском сознании допетровской России указывает Г. Федотов: «...вероятно, благодаря славянской литургии и славянскому Евангелию, образ Христа и заповеди Его любви глубоко врезались в память и в сердце русского народа. Греша и падая, в своей жестокой и кровавой истории, русский народ не мог расстаться с этим Божественным образом. Он согревал его жизнь, смягчая человеческие отношения жалостью и прощением, уча видеть в бедном и страдающем не только брата, но и самого Христа, томя сердце жаждой иной, светлой жизни, в полноте осуществляющей заветы братской любви» («Христианин в революции», Париж, 1957, стр. 95).

Противники христианства не устают повторять, что любовь к Богу есть устремленность к личному спасению только, то есть чувство эгоистическое по своему существу, а любовь к человеку, по их убеждению, должна выражаться в улучшении условий жизни для всего человечества.

Отвечая на это утверждение укажем, прежде всего, на то, что искренняя любовь к Богу и готовность жить по Его заповедям есть трудный подвиг, на который эгоистические натуры не способны. Любовь к Богу, ощущение себя гражданином Царства Божьего исключает помысел о личном спасении только — христианин стремится не только к обновлению и спасению своей собственной души, но и всего творения. Об этом писал св. Иоанн Златоуст: «Не будем довольствоваться исканием собственного спасения; это означало бы погубить его. На войне и в строю, если солдат думает только о том, как бы спастись бегством, он губит себя и своих товарищей. Доблестный солдат, который сражается за других, вместе с другими, спасает и себя самого…» (45 слово на ев. Матфея, гл. 54).

Что же касается общественного делания, то есть улучшения тех условий, в которых протекает жизнь человечества, то следует указать на то, что сами идеи справедливости, гуманности, как и осуждение социального неравенства — евангельского происхождения.

Христианская любовь к человеку чрезвычайно требовательна, ибо она предполагает личную жертвенность, как повседневную, всежизненную установку. Христианин мобилизован постоянно, ибо он призван увидеть Христа в каждом человеке, которого он встречает на своем жизненном пути. Этот человек для него — не повод для совершения так называемого «доброго дела» — он открывается для христианина, как начало вечного общения с Самим Богом. В этой встрече должно отпасть и исчезнуть все то, чему подчинены обычные формы человеческого общения.

Желание и готовность полюбить человека только потому, что в нем отразился Христос, помогает нам проникнуться пониманием сокровенного ядра другого человека, того, что в нем обладает подлинной и вечной ценностью. Только жертвенная, милующая любовь может помочь даже самому порочному человеку вспомнить об образе Божьем, который дремлет в каждом сердце и, тем самым, способствовать тому духовному возрождению, без которого человек останется во тьме даже в условиях полного земного благополучия.

Прот. В. Потапов