С.И.Фуделя

Глава 8

Вслед за возглашением о благословенном Царстве Божием произносится «великая ектенья». Слово «ектенья» означает «прилежное, напряженное моление». «Миром Господу помолимся»... «Миром» – это и в мире души, в ее безмятежии, в покое, и «миром-собором», т.е. едиными устами и единым сердцем с другими людьми. Здесь, в этой молитве литургии мы снова возводимся к идее Церкви. «Великая ектенья... – пишет прот. Иоанн Кронштадский, - есть премудрая ектенья, ектенья любви; в ней христиане, живущие и святые, представляются одним великим сочленением тела Иисуса Христа».

Второй возглас ектеньи – опять моление о мире. «О свышнем мире и спасении душ наших» – это напоминание, что все в нашей жизни: и всякий мир душевный, семейный, общественный, государственный – зависит от мира, сходящего с неба, от Божиего мира, который, по слову апостола, «превыше всякого ума». Обретая его, мы обретаем и спасение души. Ведь это спасение -–в нашем единстве с Богом, в нашем вхождении еще здесь, на земле, в Царствие Его, которое есть «правда, мир и радость во Святом Духе». «Ничего нет равного ему (миру. – Ред.), - пишет св. Иоанн Златоуст, - поэтому мы... всюду просим мира в церквах...

И раз, и два, и три, и многократно дает его предстатель церкви, (говоря): «Мир вам»... Потому что он – матерь всех благ и основание радости». Далее следует ряд молений или возгласов ектеньи о различных благах нашей земной жизни, о церковном руководстве, о государственных властях. Моление о властях основано на прямой апостольской заповеди молиться за всякую власть, в том числе и языческую (см.: 1 Тим. 2: 2).

Тертуллиан во II веке писал: «От сердца молимся с распростертыми руками о долгоденствии императоров, о благосостоянии империи, о храбрости воинов, о верности Сената». Мученическая первохристианская Церковь умела сочетать отрешенность от мира с молитвою за этот мир, молитву за императоров с молитвой о тех, кого эти императоры мучили. В некоторых древних литургиях, кроме возгласа о «негодующих, страждущих, плененных», было такое моление: «О сущих в рудокопаниях и изгнаниях, и темницах и узах ради имени Господня, помолимся».

В литургии «Апостольских постановлений» было моление «О внешних и заблудших», чтобы обратил их ко благу и укротил ярость их». Все совершаемое и с человеком, и с миром совершается по воле Божией, и Он лучше нас знает, что нам нужно и что не нужно. Поэтому великая ектенья заканчивается преданием всего и всех в волю Божию: «Сами себя, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим». «Тебе, Господи», - отвечает хор. Святитель Димитрий Ростовский пишет: «...в том и есть царство, наслаждение, радость и свет души, чтобы любить Бога; а любящий Бога любит во всем Его святую волю и с великой сладостью приемлет от рук Его как благое, так и кажущееся злым; такой даже и муку, как бы царство, готов принять по воле Господней.

Я знал одного из отцов, такого, который... во всякий день молился, говоря так: "Господи, если хочешь иметь меня во свете благодати Твоей, - будь благословен. Если же хочешь иметь меня во тьме отриновения от лица Твоего, - тоже будь благословен". После великой ектеньи поются так называемые "антифоны». Это слово означает пение на два хора, правый и левый, вперемежку.

Первый антифон - это 102-й псалом «Благослови, душе моя Господа... Господь на небеси уготова престол Свой, и царство Его всеми обладает...» Второй антифон - это псалом 145: «Хвали, душе моя, Господа, восхвалю Господа в животе моем (т. е. в жизни моей. - С. Ф.), пою Богу моему, дондеже есмь». Оба псалма - это ветхозаветное раскрытие идеи Бога. После этого поется «Единородный Сыне и Слове Божий». Все эти песнопения полны восхваления Бога, «творящяго суд обидимым, дающяго пищу алчущим». Но «Единородный Сыне» открывает нам, кроме того, великую истину веры, или «догмат» о том, что Христос, Сын Божий, есть не только истинный Бог, как «един сый Святыя Троицы», но и истинный человек, как «непреложно вочеловечивыйся от святыя Богородицы»» - Два естества Христовы - Божеское и человеческое, не нарушая своих свойств, соединились в Нем в несливаемое единство единого Лица - Богочеловека, «спрославляемого Отцу и Святому Духу».

После этого хор поет Заповеди блаженства, записанные в 5-й главе Евангелия от Матфея. Девять новозаветных заповедей прибавили к десяти ветхозаветным то великое, что силу нравственного закона они распространили на внутренние движения души. «Вы слышали, - сказал Христос, - что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мф. 5: 21-22). Гнев Христос приравнял к убийству, а тайное вожделение - к явному греху. На всю внутреннюю, потаенную жизнь души был брошен Им ослепительный свет, и все в этой жизни, даже самые сокровенные мысли и чувства, теперь должны выбирать между светом и тьмой: или идти в послушание Христу, или в рабство диаволу.

Но в заповедях Нового Завета есть еще одно великое отличие от ветхозаветных: они - заповеди блаженства, они даны как заповеди личного счастья, их исполнение не просто долг или необходимость, но условие великой радости, духовной радости, не аллегорической, не абстрактной, а совершенно реальной. Нищие духом, и плачущие, и кроткие, и милостивые действительно счастливы, неся в себе самих Христа, своего Учителя. Св. Ерма пишет: «Удаляй от себя всякую печаль, потому что она есть сестра сомнения и гнева... Молитва печального человека никогда не имеет силы восходить к престолу Божию... Если будешь великодушен, то Дух Святой (дух святыни, или святости. - С. Ф.), в тебе обитающий, будет чист и не помрачится от какого-либо злого духа; но в радости расширится и вместе с сосудом (плоти. - С. Ф.), в котором обитает, будет весело служить Господу».

Святой Ерма жил в конце I века, в эпоху гонений. Человек, живущий христианством, наряду с трудом, огорчениями, страданиями, «сердечным болезнованием» своей жизни совсем просто ощущает счастье и радость. Не потому ощущает, что это «положено по уставу» или что это «заповедь», а потому, что не может он их не ощущать. И это совершается не где-то на высоте, а в самом начале его пути. «Бог есть огнь... Душа... есть существо чувствующее и разумное. Почему она в самом начале чувствует и сознает возгорание (в себе. - С. Ф.) огня того - и сие тем паче, что оно сопровождается... нестерпимым болезнованием (сердечным)» (преп. Симеон Новый Богослов). «Но не подумал бы кто, что когда (поскольку. - С. Ф.)

Богообщение поставляется последней целью человека, то человек сподобится его после - в конце, например, всех трудов своих. Нет: оно (Богообщение. - С. Ф.) должно быть всегдашним, непрерывным состоянием человека. Так что, коль скоро нет общения с Богом, коль скоро оно не ощущается, человек должен сознаться, что стоит вне своей цели и своего назначения" (еп. Феофан Затворник. «Письма о христианской жизни»). «Иная есть радость началовводная, и иная завершительная... Надлежит прежде началовводною радостию призвать душу к подвигам» (блаженный Диадох). В одной молитве св. Амвросия Медиоланского - «пресвитерам, готовящимся к служению святой литургии», - говорится: «...отъими сердце каменное от плоти нашея и даждь сердце плотяное, боящееся Тебе, любящее... Тебе последующее и Тобою питающееся». «...Благоволи мне, грешному, небесную сию жертву со страхом и трепетом, чистою совестию, слез излиянием, в радости духовней и веселии божественнем приносити, да ощутит ум мой блаженную пришествия Твоего сладость и ополчение святых ангел Твоих окрест мене». «Хлебе сладчайший, уврачуй устне сердца моего, да чувствую во мне любве Твоея сладость».

Нечувствие - «это смерть души» - пишет преп. Симеон Новый Богослов. На нас исполняется слово Господне, говорящее, «что видящие не видят и слышащие затыкают душевные уши и не слышат глаголов Духа». Ощущение божественного тепла, радости и духовного счастья есть предощущение будущего века, и это «ощущение будущего века в мире сем есть то же, что малый остров в море; и приближающийся к нему не утруждается уже в волнах видений века сего» (св. Исаак Сирин). «Если ты... причащаешься Пречистых Тайн без того, чтоб ощущать какую-либо благодать в душе своей, то причащаешься только по видимости, а в себя самого ничего не принимаешь, - пишет преп. Симеон Новый Богослов... - когда вкушаешь ты божественный хлеб сей и пьешь сие вино радования, а между тем не ощущаешь, что зажил жизнью безсмертною, восприняв в себя силу светоносную и огненную... что испил Кровь Господню, как воду живую и обрадовательную, если, говорю, не ощущаешь в себе, что приял нечто из того, о чем я сказал теперь, то, как думаешь, что приобщился жизни вечной... причастен стал света непрестающаго?»

Страшно сказать, но у некоторых церковных людей современности существует в противоположность святым своего рода теория о необходимости «стоять столбом» в церкви, т. е. ничего не чувствовать, кроме, может быть, своего долга этого стояния. Для этих людей ложного смирения заповеди еще не стали заповедями блаженства, Ветхий Завет еще не перешел в Новый. Вековой посев религиозной внешности приносит в них свой урожай. «Если и все церковное правило будет выполнено, - пишет Макарий Великий, - но таинственной Евхаристии иереем не совершено и приобщения Тела Христова не было, то по церковному уставу священнодействие не довершено и служение таинства недостаточно - так разумей и о христианине. Если преуспел он в посте, во бдении, в псалмопении, во всяком подвиге и во всякой добродетели, но на жертвеннике сердца его не совершено еще благодатию таинственного действия Духа, при полном ощущении и духовном упокоении, - то все таковое чинопоследование подвижничества несовершенно и почти бесполезно, потому что человек не имеет духовного радования, таинственно производимого в сердце».